И перед глазами в тот момент промелькнули не кадры из жизни, не лица детей, а ее образ!

Ее улыбка.

Ее взгляд.

Резкое торможение, удар и ослепляющая боль.

Что-то осознавать и отвечать на вопросы я начал только в больнице, хотя, говорят, сознание не терял. Ощутил, что живой, приходя в себя. Почти ничего не сломал, кроме пары ребер. Мелочи, которые заживут через месяц-другой, если повезет. Спасибо подушке безопасности, госпоже-удаче да и старухе с косой, которая почему-то в последний момент решила, что мне еще рано на небеса.

Родился в рубашке или как там говорят?

А буквально через час-два на пороге появилась Ника с очень реалистичным волнением на лице.

Зачем? На хрена она это делает? Для чего играет искреннее переживание?

Зачем, сука, подает НАДЕЖДУ?

Вот за это я готов был придушить ее собственными руками.

В висках пульсировали молоточки, с каждой минутой все больше становясь похожими на отбойные молотки. Нужно отдохнуть. Поспать хотя бы несколько часов, чтобы завтра найти силы уехать домой.

В больнице при таких пустячных травмах валяться просто нет смысла.

Еще решить зависший вопрос со свадьбой, которая мне сейчас казалась лишней на фоне происходящего.

Да, мы с Ирой встречались достаточно давно, но я все равно не видел предпосылок к тому, чтобы трубить на всю округу об этом и очертя голову лететь в ЗАГС.

А ее отец давил.

На тумбочке завибрировал смартфон. Покосился, прикидывая, как до него дотянуться и при этом не навредить самому себе.

Можно было и не брать, но при моей работе я рисковал пропустить важный звонок.

Номер незнакомый.

– Слушаю? – ответил на входящий.

– Доброй ночи, брат! Узнал?

– Брат мой в могиле, – огрызнулся, услышав знакомый голос с акцентом.

– По тону слышу – узнал. И тебе не хворать, Зверь!

Поджал губы, стоило собеседнику вспомнить мое бойцовское прозвище, напомнив о прошлом. В груди черкануло неприятное предчувствие.

– Хотел бы забыть, чтобы не вспоминать. Да ты ведь как гнойный нарыв – лезешь, даже когда пролечил.

– Ай, Саша! Каким ты был грубияном, таким и остался. Но знаешь что? – поцокал языком. – За это я тебя всегда и уважал. Ты – честный, прямой. Что думаешь – в лицо говоришь. От тебя не надо бояться подлого ножа в спину!

– Тимур! – процедил сквозь зубы. – Кончай соловьем разливаться. Говори, зачем звонишь?

– Так я и не скрываю. Я тогда тебе сказал и сейчас звоню – напомнить.

Правая кисть непроизвольно сжалась в кулак. Покрутил в воздухе запястьем, разглядывая руку. С каким удовольствием бы сейчас разукрасил ему рожу, будь он рядом!

– Я тоже тебе тогда сказал, чтобы не смел лезть ко мне и моей семье. С долгами брата я рассчитался сполна!

– Э-э, нет! Саша, Саша... Зачем нам разногласия? Зачем ссориться, дорогой? Приезжай! Накроем стол, посидим, чайку попьем. Решим все на месте без нервов. Я объясню подробно. Думаю, ты со мной согласишься.

– Мне не о чем с тобой чаи гонять, Тимур! Оставь в покое меня и мою семью. Хуже сделаешь! – скрипнул зубами в злом разочаровании, что не могу сейчас дотянуться до мрази.

– Вот и я о том же. И я о том, Саша. Потом хуже будет. Так что не тяни, не надо. Жду тебя до конца месяца. Это что у нас получается? Почти две недели! Найди время, выкрои для старого приятеля денек.

– Не приятели мы!

– А могли бы ими быть. На пользу друг другу, – снова слащавым тоном протянул Тимур.

– Я в последний раз тебя предупреждаю: забудь обо мне! И прекрати слать угрозы Нике. Или...

На другом конце провода повисло молчание. Только редкие шорохи в трубке как доказательство того, что меня слышат.

– До конца месяца, Саша! – каркнул потерявший былую дружелюбность голос. – Время пошло. Иначе ты знаешь, что бывает. Думаю, тебе не стоит об этом напоминать, ты и без того в курсе!

Я не успел ответить. Экран смартфона вспыхнул, оповещая, что вызов завершен.

Тварь!

Если Тимур не оставит меня в покое, а судя по разговору, он и не собирался, придется подключать связи и действовать по-другому. Рано или поздно кто-то должен вычистить с лица земли эту раковую опухоль. И, видимо, эта миссия отведена мне.

Я выписался из больницы на третий день. После комплексного обследования никаких серьезных травм, угрожающих жизни и здоровью, врачи у меня не обнаружили. А с переломами вполне можно и дома поваляться. Написал отказную и вызвал Стаса.

Ника больше не появлялась, и это еще больше убедило меня в том, что я был прав на ее счет. Нет никакого волнения, никакой тревоги за меня. Ей похуй. Откровенно и однозначно.

– Как дела дома? – поинтересовался отвлеченно.

За окном мелькали знакомые повороты, дома, рекламные щиты, вывески.

– Все тихо, – пожал плечами Стас.

– Дети?

– Играют, носятся по дому. Милые у тебя племяшки.

– Ника что-нибудь спрашивала про меня?

Блядь! Я не мог удержаться и не задать этот вопрос. Сказал и прикусил от досады язык, жалея, что тот сработал быстрее головы.

И слышать ответа не хотел потому, что знал его наперед.

Но Стас, похоже, не почуял подвоха. Продолжил так же спокойно:

– Нет. Ей, похоже, хватило того визита ночью к тебе. Вот тогда она повеселила. Металась испуганная, угрожать пыталась, если не отвезу к тебе. Видел бы ты ее лицо! Так торопилась, что выскочила в тапочках. Я потом уже, в приемном покое это заметил, но промолчал. Врача упрашивала пропустить к тебе чуть ли не со слезами на глазах. Хотя ей ясно сказали, что живой. Все в порядке. Одним словом – баба! – закончил он снисходительно.

Его слова частично успокоили и даже принесли некое облегчение, подобно обезболивающему, нанесенному на больное место. Постепенно отпускало.

Может быть, я неправ в отношении Ники? Зря себя накручиваю?

Возможно, пришло время отпустить прошлое?

Жизнь покажет.

Дом встретил умиротворяющей тишиной. Ни детского смеха, ни шума, ни топота маленьких ножек. Как осиротевшая пещера.

А я соскучился по своим девочкам и в большей степени хотел увидеть именно их. Ждал момента, когда снова смогу обнять своих ангелочков, прижать к сердцу, ощутить родное тепло и впитать искренность счастливых улыбок.

И совсем не был готов к сюрпризу в лице Ирины, ожидающей меня в гостиной. Остановился в дверях, удивленно повертев головой, глазами отыскивая того, кто мог ее сюда пустить.