В мире крайне мало знают о том, в каких условиях живут узники северокорейских исправительных и концентрационных лагерей в эпоху третьего Кима. Все годы, что я была корреспондентом в Северной Корее, я искала людей, отбывавших заключение после 2011 г. Даже после встреч с экспертами по северокорейской пенитенциарной системе и волонтерами, которые помогают беглецам, в том числе бывшим заключенным, я не нашла ни одного человека, который вышел бы из лагеря после того, как Ким Чен Ын пришел к власти. Ни один из тех, кого я опрашивала, таких людей не знал. Может быть, заключенные не выходят на свободу. Может быть, никому из них пока не удалось бежать из той тюрьмы, которую представляет собой вся Северная Корея. Этого мы не знаем. Но мы не сомневаемся, что чучхейский ГУЛАГ никуда не делся.

В 2017 г. Международная ассоциация юристов пригласила трех знаменитых правозащитников провести слушания по северокорейским концлагерям, и один из них сказал, что эти лагеря не менее – а возможно, и более – ужасны, чем нацистские лагеря смерти. Этот эксперт знает, о чем говорит. Томас Бюргенталь рос в еврейском гетто в Кельце (Польша) и ребенком пережил заключение в Освенциме и Заксенхаузене. Он стал судьей Международного суда ООН. «На мой взгляд, условия в северокорейских лагерях не менее страшны или даже страшнее, чем те, которые я увидел и узнал мальчиком в фашистских лагерях и за годы моей работы по защите прав человека», – заключил Бюргенталь, выслушав свидетельства бывших узников и надзирателей чучхейских лагерей[97]. Три юриста поддержали вывод Комиссии ООН: за систему лагерей для инакомыслящих и за то, как она используется для запугивания населения страны, Ким Чен Ына следует обвинить в преступлениях против человечности и судить.

Многие люди удивляются, почему Северная Корея до сих пор не рухнула, как Советский Союз, или не изменилась, как Китай.

Тому есть несколько причин.

Отчасти дело в том, что для многих северокорейцев жизнь действительно становится лучше – благодаря появившейся возможности зарабатывать на рынке. Люди, прежде употреблявшие мясо дважды в год, теперь едят его два раза в месяц. Крестьянин, торгующий тем, что вырастил, может купить для дочери-школьницы место на первой парте. Деньги дают некую куцую свободу, которая для бесправных северных корейцев, наверное, уже великий прогресс. Один из факторов, которые чаще всего не учитывают, – династия Ким привила гражданам КНДР сильное национальное самосознание и дала им причины (как вымышленные, так и реальные) гордиться своей страной. Даже бежавшие в свободный мир северокорейцы говорили мне, что гордятся своей смелой непреклонностью перед международными хищниками и особенно своей ядерной мощью.

Но главная причина – страх.

Режим карает настолько сурово, что не согласные с системой граждане не пытаются спорить и менять ее изнутри, а предпочитают бегство. «Даже если ты знаешь правду, лучше молчать, – сказала мне госпожа Квон, любившая покупать на рынке флешки с фильмами. – Если распустишь язык, последствия могут быть самые плачевные. Поэтому лучше не идти против системы, а бежать от нее». Но пробуют это сделать лишь те, чья воля к свободе пересиливает все, говорит госпожа Квон. Даже если побег удастся, за него могут поплатиться твои родные, оставшиеся в Северной Корее.

Так оно и происходит.

Первые два года у власти – самое опасное время для новоявленного диктатора. Он должен понять, кто ему верен, а от кого лучше избавиться. В эти два года, скорее всего, проявят себя те, кто метил на его место. Это особенно важно, когда вождь наследует сторонников от своего предшественника. Поэтому, когда Ким Чен Ын пришел к власти, он по примеру отца и деда постарался, чтобы немногие знатные функционеры, от которых зависит, сколько он удержится у власти, были богаты и довольны – и чтобы их богатство и довольство росли.

Как и предшественники, он удерживал диктаторскую власть, управляя страной при помощи относительно небольшой группы людей. То есть следовал другому правилу Макиавелли: не заботься о народе в целом, а привлеки на свою сторону небольшую группу избранных.

Он стал тем, кого ученые называют «лидер малых групп»: диктатором, опирающимся на поддержку сравнительно немногих щедро оплачиваемых союзников и бросившим беднеть и чахнуть остальных подданных. Среди таких «лидеров малых групп» Ким Чен Ын относится к подвиду, который политолог Брюс Буэно де Мескита, специалист по успешным тиранам, назвал «жадными клептократами». В эту категорию также входят филиппинский диктатор Фердинанд Маркос и Мобуту Сесе Секо, вождь Заира (ныне Демократическая Республика Конго). Они хотят роскошной жизни, поэтому разворовывают государственную казну, попутно обеспечивая роскошную жизнь и тем людям, что помогают им удерживать власть. Эта приближенная к трону знать понимает, что у нее гораздо больше шансов сохранить свое положение, если власть перейдет от короля к принцу, а не к чужаку со стороны. Поэтому они лично заинтересованы в том, чтобы власть передавалась династически.

Своими первыми распоряжениями Ким Чен Ын определял, кто останется членом его маленькой партии придворных. Понятно даже новичку, что главное в начале правления – избавиться от потенциальных соперников и недоброжелателей. Так сделал в Китае Мао Цзэдун, так сделал, придя к власти, Ким Чен Ир, и Ким Чен Ын тоже пошел этим путем.

Я беседовала с Буэно де Мескита в его кабинете Нью-Йоркского университета, и он сказал, что главный риск на первой стадии правления – отсеять слишком многих, а не наоборот. Если истребить слишком многих, оставшиеся сочтут, что вождь рубит без разбору, и станут его бояться. А если истребил недостаточно, то это всегда легко исправить. Важных чиновников полезно держать в страхе. Вопреки расхожему мнению, в большинстве случаев диктаторов свергает не народ, вышедший на улицы, а подручные из правящей верхушки. Главную опасность для диктаторов представляет не народное восстание, а соперничество придворных.

«Если говорить о динамике авторитарного вождизма, то подавляющее большинство диктаторов лишает власти не вышедший на улицы народ, а интриги внутри дворцовых стен», – пишет Милан Сволик из Йельского университета, изучивший 316 диктаторов и установивший, что более двух третей из этого числа свергнуты конкурентами[98]. Так пали многие вожди: от советского Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева в 1964 г. до президента Зимбабве Роберта Мугабе в 2017 г. Власть у них отобрали бывшие соратники.