— Еще один вопрос, Наташа, — негромко начал он. — Как вам кажется… причем поймите меня правильно — я спрашиваю о ваших личных впечатлениях… так вот, как вам кажется, Козлова могла вернуться к Дерюгину, или это было совершенно исключено?

Наташа задумалась.

— Как вам сказать… — проговорила она, старательно взвешивая каждое слово. — Я думаю, могла… Мне она ничего такого не говорила, но мне самой так казалось. Смотрю на нее — и думаю: вернешься, никуда не денешься. Там деньги, там власть, там шик… Она ж без этого не могла. Тут, правда, любовь… Так она говорила. А я думаю: любовь любовью… Но вообще-то я ничего не знаю, — неожиданно заключила она.

— Ладно, — вздохнул Гаврюшин, подписывая пропуск. — Пожалуй, хватит. Спасибо, всего хорошего.

Девушка вскочила, растерянно переводя взгляд с одного на другого.

— До свидания, — хором сказали Коля и Мышкин.

Она кивнула, подхватила сумочку и поспешно удалилась.

— Никакого толку, — резюмировал Гаврюшин. — Ждем Зуева. Пойду настроюсь. Буду делать котлету.

— Знаете что… — вдруг сказал Мышкин. — Задайте ему, пожалуйста, вот какой вопрос. Не было ли у него впечатления, что Козлова собирается к Дерюгину возвращаться?

— Спрошу, — коротко ответил Гаврюшин. — Значит, вы уверены, что Роговы не врут? Ну смотрите, инспектор… Подведет ваше психоложество — останемся в дураках…

Он развернулся на каблуках и вышел из кабинета.

— Выходит, — робко начал Коля, преданно глядя на Мышкина, — есть шанс, что это Зуев? Я к тому… что ведь она наврала… ну вот насчет алиби-то, про библиотеку…

— Ох, Коля, погодите… — отмахнулся Мышкин. — Ничего я пока не знаю. Голова кругом. Сейчас «жених» придет. Еще один… И между прочим, она-то мне как раз на него и указывала…

— У него же мотива вообще никакого… — растерянно проговорил Коля и тут же с размаху хлопнул себя по лбу. — Так вот почему вы спрашиваете, не собиралась ли Козлова к Дерюгину возвращаться!

— Ну, в общем… И поэтому тоже… — неохотно пробормотал Мышкин. — Давайте чай пить.

Некоторое время они пили чай, разговаривая о посторонних предметах, — больше всего о политике. Причем, к обоюдному удовлетворению, выяснилось, что взгляды их в основном совпадают, — но, говоря о суде присяжных, они чуть не рассорились, потому что Мышкин утверждал, что да, система несовершенная, с множеством слабых мест, но все остальные, кажется, еще хуже, а Коля спорил до хрипоты, доказывая, что «никуда эта система не годится, наши дураки такого наворочают! да вы посмотрите, что в Америке делается!..» — и так далее. Потом Коля ушел, чрезвычайно довольный содержательной беседой, а Мышкин остался ждать Алексея Крымова.

Ровно в два часа раздался стук в дверь. «Действие третье, — сказал сам себе Мышкин. — Те же — и Дон Жуан». К собственному удивлению, он обнаружил, что немного волнуется.

Дон Жуан оказался стройным молодым человеком, с очень светлыми волосами и чуть более темными усами и бородкой. «Признак породы», — мысленно процитировал Мышкин, вспомнив Печорина. Глаза у молодого человека были чуть удлиненные, темно-серые и очень выразительные. Вообще он был, безусловно, хорош собой. Мышкин, разумеется, рассматривал его с особым пристрастием и даже пожалел, что не может одновременно взглянуть на себя в зеркало. Ему показалось, что между ними нет решительно никакого сходства. Он, во всяком случае, представлял самого себя как-то совсем по-другому. «А ведь им, наверно, виднее, — подумал он, имея в виду Агнию и Наташу. — Очень интересно…»

Алексей переступал с ноги на ногу, явно смутившись под его пристальным взглядом. «Тьфу, что это я! — спохватился Мышкин. — Уставился что твой Феликс Эдмундович. Еще подумает, что это у меня метода такая…»

— Садитесь, Алексей Дмитрич, — сказал он, сделав над собой усилие и перестав есть посетителя глазами. — И приступим.

— Спасибо, — ответил Алеша, садясь на указанное место. — Я вас слушаю.

Опять наступил ненавистный Мышкину момент начала беседы с совершенно незнакомым человеком. Первый вопрос был как барьер, который следовало непременно взять с места. «Как бы это сформулировать?..» — с тоской подумал Мышкин — и сформулировал неудачно.

— Расскажите, пожалуйста, о ваших отношениях с Козловой, — попросил он — и тут же мысленно плюнул.

Алеша, разумеется, не мог упустить такой возможности.

— Простите… что именно вас интересует? — переспросил он с подчеркнуто невинным видом, ударив на слове «именно».

Мышкин рассердился на себя и на него разом и сказал более решительно:

— Для начала, скажем, так… история ваших отношений. Когда и как вы с ней познакомились?

— Это было… немногим больше месяца назад, — на этот раз он говорил серьезно и печально. — Нас познакомила… — он слегка замялся, — одна наша общая знакомая. Мы встретились у нее в доме. Случайно.

«Случайно! — хмыкнул про себя Мышкин. — Как бы не так! Он, впрочем, кажется, искренне в это верит. Ну и пусть себе верит».

— Скажите… Вы собирались пожениться?

— Да.

— Поймите мой вопрос правильно, Алексей Дмитрич. Меня интересуют конкретные планы, — уточнил Мышкин. — Понимаете? Не общие соображения о том, что вам назначено быть вместе, а, скажем, точные сроки, практические решения…

— Понимаю, — кивнул Алеша. — Сроки были. Мы собирались пожениться весной. Так она хотела. А практически… Ну что практически? Квартиру, думали, нужно другую…

— А кстати, почему вы просто к ней не переехали? Не в штампе же дело, надо думать?

Алеша пожал плечами:

— Как вам сказать… Она говорила, что хочет чуть-чуть отдохнуть… Что ей надоело переезжать из одного брака в другой и теперь хочется просто романа… Потом… как раз насчет квартиры… что маленькая очень, тесно… А главное, она хотела подождать, пока Дерюгин остынет… — Он горько усмехнулся.

— Вы с ним сталкивались? — быстро спросил Мышкин.

— С Дерюгиным? Почти нет… Один раз.

— Расскажите…

— Подстерег меня однажды, у ее дома. Подошел вплотную, взял за грудки… сначала молчал… мне показалось — час, а наверное, минуты две, а потом изрек: «Я тебя уничтожу, с-сука». Довольно спокойно сказал, между прочим, без всякой экспрессии. Так, констатация.

«Дерюгин соврал, сказав, что жениха не знает, — на ходу отмечал Мышкин. — Зачем?»

— А вы?

— А я сначала перепугался до смерти, а потом со страху обнаглел и говорю ему: «Вы думаете, она к вам после этого вернется?» На «вы», главное, он мне — «сука», а я его — на «вы»! И смех и грех! Он посмотрел на меня диким взглядом, а потом вдруг отпустил и ушел.

— Вы рассказали об этом Кате?

— Да. Тут же и вывалил все, по свежим следам, под впечатлением. Слабость, конечно. И глупость. Напугал ее только…