В античные времена, как и в любую другую эпоху, морское могущество зависело от наличия крупных ресурсов — природных и человеческих, — а также от того, насколько рациональным было использовать их для морских дел. Содержание флота требовало от населения страны огромной самоотверженности, и афинский политик Перикл почти не преувеличивал, когда в начале Пелопоннесской войны (в 460 году до н. э.) напоминал афинянам: «Морское дело,[209] как и любое другое, есть искусство. Им невозможно заниматься кое-как, на досуге; более того, оно не оставляет досуга ни для чего другого». Афиняне это отлично знали. Двадцатью годами раньше, накануне второго вторжения персов в Грецию, у них были деньги, ресурсы и стимул для строительства самого мощного и хорошо обученного флота в Восточном Средиземноморье. Морской флот Сиракуз и Карфагена был примерно таким же или чуть крупнее, и хотя персидское царство затмевало собой Афины и их союзников, его корабли комплектовались разношерстной толпой под началом иноземцев. Разумеется, исход персидского вторжения не был этим предрешен: шансы были туманны, победа греков оказалась итогом разрозненных политических ходов, стратегических просчетов персов и тактической уловки, которая могла с равной вероятностью обернуться как успехом, так и поражением.

В 559 году до н. э. Нововавилонское царство пало под натиском Кира Великого, основателя династии Ахеменидов (550–330 гг. до н. э.), сформировавшейся среди персов — племени на юго-западе Ирана, давшего название Персии. Десятью годами позже Кир стал царем мидийцев в Северном Иране, а к 525 году до н. э. покорил Египет, а также Лидию с ее ионийско-греческими городами-государствами. Ионийцы мирились с персидским владычеством до 499 года до н. э., когда преемник Кира, Дарий, затеял поход ради завоевания Наксоса — крупнейшего из Кикладских островов, примерно на полпути между Ионией и Пелопоннесом. Под предводительством Милета вспыхнуло восстание ионийских городов-государств против персидского владычества, однако аналогичные призывы к материковой Греции не принесли желаемого отклика. Спарта, самый могущественный полис, послала для выяснения обстановки всего одну трирему. Только Афины и Эретрия оказали ощутимую помощь, отправив, соответственно, двадцать кораблей и пять кораблей — по словам Геродота, это плавание стало «началом всех бед для греков и варваров».[210]

Переплыв Эгейское море, афиняне направились к городу Сарды — они подожгли его и торопливо отступили. Персидский флот из 600 финикийских, египетских и каппадокийских трирем атаковал Милет в 494 году до н. э., ионийцы с общим флотом в 353 триремы не могли ему противостоять. Немногие ионийские корабли, сохранившие верность идее восстания, были уничтожены или захвачены в битве при близлежащем острове Ладе, — эта битва положила конец ионийскому восстанию. Персы продолжали очищать территорию вокруг Геллеспонта и захватили несколько греческих городов по обе стороны от пролива. Несмотря на победу, Дарий поклялся наказать афинян за то, что те разрушили Сарды, и «повелел слуге[211] трижды повторять слова „господин, не забывай об афинянах“ перед каждым обедом». В 491 году до н. э. персы начали первое при Мардонии — зяте Дария — вторжение в Грецию. Переправив войска через Геллеспонт, Мардоний повернул к югу, намереваясь взять Эретрию и Афины. После доставки армии в Европу персидский флот двинулся вдоль берега на юг до мыса полуострова Афон (Акти), где сильная буря потопила триста кораблей, погибли двадцать тысяч человек. Персы также потерпели ряд поражений во Фракии, и хотя со временем им удалось одержать верх, Мардоний решил вернуться домой.

Если бы персы решили преследовать изначальную цель, они вряд ли бы встретили серьезное организованное сопротивление. Афины и Эгина, вечные враги, воевали уже пятнадцать лет, и эгинцы незадолго до описываемого времени потопили флот афинских и коринфских кораблей. Именно на фоне этих событий Дарий организовал второй поход. Геродот дает некоторые подробности о составе персидского «морского контингента»,[212] который включал в себя «все корабли и людей, по повинности выставленных разными подчиненными городами — включая грузовые суда для перевозки лошадей, каковые Дарий взял в предыдущем году от государств-данников. Лошадей погрузили на эти суда, войска — на корабли, и флот в шесть сотен трирем отплыл в Ионию». На сей раз персы плыли напрямую через Эгейское море, «предположительно из-за того, что военачальники боялись огибать Афон». Однако у такого решения были военные и политические преимущества. После подчинения себе Наксоса персы высадились в Эвбее, готовые выступить против Аттики. Там, на Марафонской равнине в сорока двух километрах от Афин, афиняне и платейцы разгромили наступавших и захватили семь их кораблей. Персы, перегруппировав силы, попытались напасть на Афины с моря, однако к тому времени как персидские корабли появились в Фалере, который служил Афинам гаванью, афинская армия успела подойти по суше и встретить врага, так что персы предпочли уплыть.

Дарий планировал напасть на Грецию еще раз, однако отложил нашествие из-за восстания в Египте и из-за разгоревшихся споров о наследовании царства (в результате разрешившихся в пользу его сына Ксеркса). После того как Ксеркс подавил египетский мятеж, его советники — включая афинских изгнанников, живших в Сузе, тогдашней столице Персидского царства, — стали побуждать его возобновить войну против Афин. Несмотря на возражения Артабана — своего дяди, утверждавшего, что сторонники войны недооценивают таланты и решимость греков, Ксеркс начал готовиться к наступлению и собрал флот из 1207 трирем и 1800 транспортных судов. Как и прежде, морскую часть войны персы по большей части оставили финикийцам и египтянам, а также ионийцам и грекам из материковой Греции, которые предпочли воевать на стороне самой могущественной державы мира против горстки враждующих соседей. Считается, что за персов воевало столько же греков, сколько и против них.

Даже сам по себе размер персидского флота вполне оправдывал опасения Артабана насчет того, что самый грозный враг Персии — не греки, а земля и море: «Ведь нигде, насколько я знаю,[213] нет гаваней столь больших, дабы вместить весь наш флот и укрыть его в случае непогоды; а ведь нам нужна не одна такая гавань, но множество — на всем протяжении побережья, вдоль которого ты будешь плыть. Однако там нет даже и одной». Артабан, по всей видимости, хорошо разбирался в обширных логистических операциях, которые разворачивались тогда полным ходом: в места предполагаемых боевых действий заранее отправляли продовольствие, боевых коней и вьючный скот. Готовились также два проекта, требующие инженерной мысли. Первым было выстраивание через Геллеспонт двух плавучих мостов, состоящих из кораблей[214] (закончено в мае 480 года до н. э.), — по ним армия могла перейти пешком из Азии в Европу. Из-за течения, которое здесь может достигать скорости четырех узлов и более, сооружение такого моста — задача нетривиальная, но к тому времени уже не новая. Такие мосты через Геллеспонт и Дунай незадолго до того строил Дарий для похода против скифов в 512 году до н. э. Мосты Ксеркса состояли из трирем и пентеконтер, стоящих на якоре в Геллеспонте — Геродот говорит, что северный мост состоял из 360 трирем и пентеконтер, а южный из 314. Когда суда были попарно скреплены канатами из льна и папируса так, что их цепь протянулась от одного берега до другого, между бортами проложили доски и надстроили над ними боковины — чтобы кони и вьючные животные не шарахались при виде воды.