– Вы опоздали.

– Прошу прощения.

– Я сказал: в шесть часов.

– В шесть часов Рут не была готова.

– Нам следовало отплыть в шесть, чтобы оказаться в Рокленде засветло, мистер Кули. Я ведь это вам объяснил, не так ли?

– Виновата юная леди.

Рут слушала этот разговор не без удовольствия. Кэл Кули всегда вел себя как заносчивый мерзавец. Приятно было видеть, как он унижается перед священником. Рут сроду не видела, чтобы Кэл перед кем-то унижался. Похоже, Тоби Вишнелл мог Кэла Кули с потрохами съесть. Рут с радостью бы на это полюбовалась.

Но Тоби Вишнелл разговор с Кэлом закончил. Он повернулся к племяннику, а Кэл Кули зыркнул на Рут. Она невинно вздернула брови.

– Все из-за тебя, – проворчал Кэл.

– Какой вы храбрый, Кэл. Кэл негромко выругался. Рут стала исподволь разглядывать пастора Вишнелла. В свои сорок с лишним он все еще был очень хорош собой. В море он провел времени, наверное, не меньше любого рыбака с Форт-Найлза и Корн-Хейвена, но не походил ни на одного из знакомых Рут рыбаков. В нем была утонченность – под стать утонченности его корабля: красивые черты, экономия в деталях, полировка, лак. Его светлые волосы были жидковатыми и прямыми, он гладко зачесывал их на косой пробор. Тонкий нос, бледно-голубые глаза. Он носил очки в тонкой металлической оправе с маленькими стеклами. У пастора Тоби Вишнелла была внешность аристократичного британского офицера. Он был изыскан, холоден и умен.

Довольно долго они плыли и не вели никаких разговоров. Они отчалили от острова в густом тумане – самом противном, холодном тумане, который липнет к телу, как мокрое полотенце, от которого болят легкие, костяшки пальцев и колени. В тумане не поют птицы, поэтому не было слышно криков чаек, царило безмолвие. Но по мере того, как корабль уходил все дальше от острова, туман начал рассеиваться, а потом и вовсе пропал. Небо расчистилось. Правда, день выдался какой-то странный. Голубое небо, легкий ветерок, но при этом море было бурным. Корабль преодолевал высокие волны. Такое порой бывает, когда где-то дальше, в открытом океане, бушует шторм. Морской воде достаются отголоски этого жестокого шторма, а в небе – никаких признаков бури. Такое впечатление, что море и небо не разговаривают. Они не замечают друг друга, словно их не познакомили. Моряки называют такое явление «густое море». Очень странно, когда океан такой бурный, а небо безоблачное, как в день, выбранный для пикника. Рут стояла у поручня и смотрела, как вздымаются и пенятся волны за кормой.

– Не боишься штормового моря? – спросил у нее пастор Тоби Вишнелл.

– Я не страдаю морской болезнью.

– Ты везучая девочка.

– Не думаю, что нам сегодня так уж повезло, – проворчал Кэл Кули. – Рыбаки говорят: это дурная примета, когда на борту женщина или священник. А у нас и то и другое имеется.

Пастор едва заметно улыбнулся.

– «Никогда не пускайся в плавание в пятницу», – процитировал он. – «Никогда не всходи на борт корабля, который неудачно спустили на воду». «Никогда не плавай на корабле, у которого поменяли название». «Никогда не крась ничего на корабле в синий цвет». «Никогда не свисти на борту – накличешь ветер». «Никогда не бери на борт женщин и священников». «Если на корабле птица свила гнездо, его ни в коем случае нельзя разорять». «Никогда не называй на корабле число „тринадцать“». «Никогда не произноси слово „свинья“».

– Свинья? – переспросила Рут. – О такой примете я ни разу не слыхала.

– Ну, вот уже два раза это слово произнесли, – хмыкнул Кэл Кули. – Свинья, свинья, свинья. Священник у нас есть, женщина тоже, а еще есть некоторые, кто выкрикивает слово «свинья». Значит, теперь мы обречены на погибель. Спасибо всем участникам.

– Кэл Кули у нас самый что ни на есть старый морской волк, – сообщила Рут пастору Вишнеллу. – Он же родом из Мис-соу-ры и всякое такое, поэтому он просто величайший знаток морского дела.

– Я действительно старый морской волк, Рут.

– А я так думаю, Кэл, что на самом деле вы – сынок фермера, – поправила его Рут. – Я думаю, что вы хвастун.

– Ну да, я родился в Мисс-соу-ре, но это не значит, что я не островитянин в душе.

– Вряд ли с этим согласятся другие островитяне, Кэл.

Он пожал плечами:

– Человек не выбирает, где ему родиться. Кошка может окотиться в духовке, но котята от этого бисквитами не станут.

Рут рассмеялась, а Кэл Кули – нет. Пастор Вишнелл пристально посмотрел на Рут.

– Рут? – проговорил он. – Тебя так зовут? Рут Томас?

– Да, сэр, – ответила Рут и, перестав смеяться, кашлянула, прикрыв рот кулаком.

– Твое лицо кажется мне знакомым, Рут.

– Я кажусь вам знакомой, потому что похожа на всех остальных с острова Форт-Найлз. Мы там все на одно лицо, сэр. Знаете, как мы про себя говорим? Мы слишком бедны, чтобы покупать себе новые лица, поэтому носим одно на всех. Ха-ха.

– Рут намного миловиднее всех, кто живет на Форт-Найлзе, – вмешался в разговор Кэл Кули. – Она более смуглая. Поглядите, какие у нее красивые темно-карие глаза. В ее жилах течет итальянская кровь. Кровь ее итальянского дедули.

– Кэл, – процедила сквозь зубы Рут, – хватит.

Он никогда не упускал возможности напомнить о позоре ее бабушки.

– Итальянец? – нахмурив брови, проговорил пастор Вишнелл. – На Форт-Найлзе?

– Расскажи пастору о своем дедуле, Рут, – сказал Кэл.

Рут проигнорировала просьбу Кэла и сделала вид, что не слышала слов пастора Вишнелла. А пастор все еще смотрел на нее очень внимательно и пытливо. Наконец он проговорил:

– Я понял, почему ты показалась мне знакомой, Рут. Кажется, я хоронил твоего отца, Рут, когда ты была маленькая. Вот в чем дело. Я служил заупокойную службу на похоронах твоего отца. Верно?

– Нет, сэр.

– Я в этом совершенно уверен.

– Нет, сэр. Мой отец жив. Пастор Вишнелл задумался.

– Твой отец не утонул? Почти десять лет назад?

– Нет, сэр. Думаю, вы имеете в виду мужчину по имени Айра Поммерой. Вы служили на похоронах мистера Поммероя около десяти лет назад. А сегодня, когда мы покидали гавань, мы прошли мимо омаровой лодки моего отца. Он очень даже жив.

– А того, которого нашли запутавшимся в веревках другого ловца омаров, звали Айра Поммерой?

– Именно так.

– И у него осталось несколько детей?

– Семеро сыновей.

– И одна дочь?

– Нет.

– Но ты там была, правда? На похоронах?

– Да, сэр.

– Значит, мне не померещилось.

– Нет, сэр. Я там была. Вам не померещилось.