– Отпусти хотя бы Милену. Ты же её любишь, а значит, тебе должно быть противно причинять ей боль.

Лицо Максима скривилось, от чего сходство в лучах света от свечи с дьяволом только усилилось.

– Люблю… А она меня любила? Если да, то почему так поступила со мной? Разве предательство можно оправдать? Зачем она тянула до самого дня свадьбы, выставив меня идиотом перед друзьями и малочисленными родственниками? Знаете, как на меня смотрели? С жалостью! Терпеть такое не могу!

Грачев не отвечал, так как понимал, что вопрос про мотивы Милены – риторический, и Макс просто выговаривается.

– Меня никто так не унижал. Милена даже не удосужилась позвонить и сказать лично, что финита ля комедия. Я бы понял и смирился, с кем не бывает. Но нет, она бежит трусливо под папашкиным руководством и прячется в поганой церкви! Это так смешно! Почему именно церковь? А?

Грачеву не хотелось даже произносить то, что покажется любому скептику полной чушью. Однако выбора ему не оставляли.

– Мы посчитали, точнее, только я… Что ты туда не посмеешь сунуться. Но ты додумался орудовать с помощью огня…

Максима, казалось, услышанное несколько удивило, от чего не заметил, как наклонилась свеча и капнула своей слезой на руку. Тот чертыхнулся и вернул свече прежнее равновесие.

– Почему я не смею соваться в церкви? Говорите сейчас же!

– Потому что сущность внутри тебя не пустит туда…

Глаза Максима забегали из стороны в сторону, выдавая напряжённую умственную деятельность. Ведь он никому не рассказывал о том, что совершил сделку. Об этом знала только Аза, которая давно покоится в могиле, пожираемая червями.

– Что вам известно обо мне? – Макс подбежал к Грачеву, едва удерживая свечу так, чтобы она не капала. – Отвечайте сейчас же!

– Неизвестная цыганка прислала мне письмо, которое следовало доставить мне после её преждевременной кончины. – начал Грачев, осознавая, что молчанием ничего не добиться. – Я вначале не придал значение тому, что она написала. Мало ли как могут пошутить, но мы действительно обнаружили её труп. Мне было страшно даже предположить, что она говорила правду.

Далее следовал подробный рассказ о том, что было известно Грачеву. Макс ошарашенно глядел на него, прислонившись к стене. Конечно, Грачев не стал упоминать о том, что занимался расследованием  прошлом и настоящем избранника своей дочери.

– Милена говорила тебе, что случилось недавно? – спросил он, когда Макс по-прежнему сохранял молчание.

– Нет, она отказалась со мной разговаривать.

– И только поэтому ты приложил ты?

– Да она сама… Споткнулась на лестнице и упала. Я ни за что не стал бы поднимать на неё руку!

В голосе Максима улавливалось задетое самолюбие. Грачев решил, что почва достаточно постелена для того, чтобы внушить Максу не делать рокового шага.

– Слушай, Макс… О твоей связи с этими убийствами никто не знает, – здесь Грачев слукавил, потому что Бобров всё же читал послание, хотя возможно он и забыл про содержание прочитанного. – Неужели ты готов запятнать своё имя уже реальным криминалом?

Максим издал громкий вздох.

– Вы не понимаете, я не могу жить прежней жизнью! – едва не кричал он, – если вы думаете, что я едва осознавал происходящее, то ошибаетесь! Я всё понимал, и меня это мучило… Хотя нет, по-прежнему мучает! Я не должен был умереть на операционном столе, когда под моей опекой сестра! Ведь это из-за меня она осталась круглой сиротой! Мои руки в крови, и лишь забота о ней могла бы как-то искупить мою вину перед ней, а также перед родителями! А потом меня отмутузили до полусмерти. Знаете, о чём я думал, лежа перед неоновой вывеской? О Лере. Не факт, что дядя вновь возьмёт её под опеку, как когда-то после гибели родителей. Я не мог подвести её во второй раз!

Грачев молча слушал то, что и так знал. Ему было жаль парня. Тот просто баловался травкой, оставив косяк непотушенным. Обыкновенная досадная ошибка, и теперь Макс воочию обнажая все свои чувства, с которыми ему приходиться жить. Быть убийцей собственных родителей – грех, который никогда не сотрётся из сознания и не притупится.

– Потом я прихожу в себя и возвращаюсь домой. Моё сознание полностью кристально чистое с той минуты, как я потерял сознание, и до самого прихода в себя. Я даже догадываться не мог о том, что меня ждёт. Сначала Лера застала меня в прострации, затем камера запечатлела это… Я пошёл на сеансы гипноза и ничего… Только Аза после долгих уговоров сообщила обо мне страшную тайну. Лучше бы я не знал. Осознавать то, что я не ограничиваюсь родителями – едва не вывело меня из равновесия. Да, лично я не убивал, но точно также косвенно имею отношение. Мне хотелось даже наложить на себя руки, чтобы прекратить это мракобесие, но потом всегда вспоминал о Лере и вечном долге перед ней.

И Макс опустился на корточки, опираясь на ту же стену. Свеча значительно уменьшилась в длине, отбрасывая мерцающий свет на страдальческое лицо Макса. У Грачева затекли руки, да и становилось очень холодно.

– Не было ни одного дня, чтобы я не пребывал в изнурительном поиске смысла в своей жизни. Плюс, мной двигала любовь к Милене. Мне казалось, что я заслуживаю её, хоть и чудовищной ценой. В конце концов, люди гибнут не из-за меркантильных соображений с моей стороны. Без моего участия всё равно кто-то перешагнет черту. Так моя совесть постепенно затихала. Мы с Миленой стали готовиться к свадьбе, на пути которой стояла только одна преграда – как мне объяснить то, что я периодически «выпадаю из реальности»? Но оказалось всё куда проще, ведь травма голова – лучшее пояснение тому.

Грачев удивлялся словам Макса. Лера, о котором он заботился, не производила впечатление маленькой беззащитной девочки. Ее сверстницы, бывает, такое вытворяют, что делает их взрослее раньше времени. Милена, увидев гибель на её глазах человека, вряд ли стала страдать от отсутствия в своей жизни такого мерзкого кадра, как Макс. Для Грачева этот поток о долге и чувствах казался не более, чем монологом эгоиста, которому требовался веский повод оправдаться и обелить самого себя.

За стеной раздался протяжный стон. Сердце переживающего отца разболелось, ведь он не в состоянии помочь единственной дочери. Что задумал Макс?

Но Макс, будучи поглощённым копанием в самом себе, не обращал внимание на стоны и попытки Грачева встать.

– И тут я узнаю об отмене свадьбы. За пять минут! Я не мог поверить, что со