— Вам пора собирать вещи, — извещает тот, что потемнее. — Вы можете забрать с собой то, что поместится в чемодан. Мы пришли, чтобы выселить вас.

Эм-м-м…

Кажется, время попросту замирает, а я только глупо улыбаюсь, не веря тому, что услышала.

То есть как выселить? Это еще что за первоапрельский розыгрыш? Как-то запоздали они с этим. Или не дотянули.

— Это шутка? — наконец отмираю я и выдыхаю этот вопрос.

Голос звучит жалко. Я прекрасно понимаю, что если отец прислал их, не приехал сам, то это никакие не шутки. Якунин старший вообще не знаком с таким словом, как “юмор”. Особенно, когда кто-то не хочет выполнять его условия и требования.

— Никак нет, Кристина Алексеевна, — выдает свое прошлое одним ответом тот, что посветлее. — Алексей Станиславович отправил нас к вам на переговоры.

— Переговоры? — злость берет верх. — То есть он не смог сам приехать или позвонить дочери, чтобы сообщить о том, что вышвыривает ее на улицу? Я правильно понимаю?

Тот, что потемнее, отводит взгляд. Светлый смотрит прямо на меня, а потом проговаривает:

— Мы не вправе обсуждать приказы.

— Прекрасно, — я встаю в позу, — вот только эта квартира подарена мне на двадцатилетие. Я могу жить тут столько, сколько я захочу.

— Не можете, — меня будто пытаются убедить, что я не баран, — все куплено и оплачено на деньги Алексея Станиславовича, зарегистрировано на него же. Он позволил вам только чемодан с нужными вещами забрать.

Позволил! Позволил…

Это слово звоном раздается где-то внутри меня. Точно там же, где ломается и без того жалкие крохи теплых чувств к отцу.

Блокировку карт я еще могла понять. Даже простить. Все же, чтобы научить плавать, бросают в воду. Так и тут, только бросили меня прямо в жизнь. Лицом. Но чтобы выставить на улицу… Нет, такого я понять не могла. И принять тоже.

Да только какой смысл спорить? Всегда было так, как решил Якунин. Всегда и без исключений.

А что я? Я смогу жить без его денег. Где жить, это уже другой вопрос. Но я смогу. Он не дождется! Я не приползу к нему на коленях, умоляя о прощении и с просьбами поскорее выдать замуж за Шервуда.

От одной только мысли о Денисе внутри поднимается злость. И пусть сам он ни в чем не виноват, но именно из-за него я в таком дерьме. Пошла против отца, поссорилась с Владом.

Да к черту!

— Мне нужно два часа на сборы, — бросаю амбалам. — Принять душ мне хоть можно? Или за коммуналку тоже уплачено Алексеем Станиславовичем?

Мордовороты переглядываются. У них явно не было указаний на этот счет.

— Вы давайте еще позвоните ему? — с издевкой предлагаю я. — Спросите, можно ли его дочери помыться. Ну давайте же, звоните!

Они опять бросают друг на друга взгляд, и тот, что посветлее, достает телефон. А я буквально выпадаю в осадок, слушая, как цепной пес пересказывает отцу мою просьбу. О моих резких высказываниях не докладывает. Но мне так думается, что пока. Позже в рапорте они все выложат. Ничего не укроется от Якунина-старшего.

— Да. Да. Конечно.

Он отбивает звонок и смотрит на меня:

— Вам позволено выделить на сборы два часа. Можете принять душ, Кристина Алексеевна.

Меня будто током бьет. Я фыркаю, разворачиваюсь на пятках и ухожу в ванную. Дергаю кран, включаю воду и сбрасываю пижаму. Справлюсь с водными процедурами довольно быстро, накидываю халат и выхожу в коридор, захватив с собой зубную щетку с пастой и любимый шампунь. Мордовороты спокойно сидят на кухне, ни к чему не прикасаются, но одним своим присутствием напоминают о том, что время идет.

Чемодан я достаю с грохотом, раскрываю с полупинка прямо посреди комнаты. А потом начинается самое сложное.

Я терпеть не могу собирать вещи. Даже перед всеми путешествиями пакую вещи в последний момент. Забываю что-то важное. Возвращаюсь, опаздываю на самолеты. Но сейчас я себе не могу такого позволить.

Документы, нижнее белье, несколько блуз, джинсы, пиджак, куртка. Сапоги и туфли, косметичка. Место нещадно заканчивается. В большой рюкзак опускаю ноутбук, конспекты и несколько учебников.

Все я не унесу. А учиться нужно. А ведь еще литература по обществознанию и русскому. Работать-то тоже нужно.

Боже!

Всеми правдами и неправдами я утрамбовываю все, что могу. И в самый последний момент змейка на рюкзаке идет по пизде. Просто по самой настоящей пизде, без приукрашиваний и цензуры.

Мне не приходит в голову ничего лучше, чем достать из верхнего ящик скотч и перемотать его.

Забрасываю рюкзак на плечо, подхватываю пузатый чемодан, чтобы поставить не колесики. И гордо двигаюсь в сторону выхода. Мне навстречу шагает один из мордоворотов и недовольным взглядом косится на рюкзак.

— Ручная кладь, — со злостью выплевываю я. — Если есть какие-то возражения, то валите читать правила того же аэропорта.

Я злая. Злая настолько, какой еще никогда не была. Руки трясутся, горло перехватывает спазмом.

— Идите, — отмахивается от меня он, в глаза мелькает сожаление. И это меня добивает.

— Сами идите, — огрызаюсь я, отбрасывая ключи от квартиры на пол. — Нахуй. И папочку моего захватите. Ему там самое место с таким отношением к родной дочери!

Дверь захлопывается за моей спиной. Я тяну чемодан вниз по ступенькам, прохожу мимо бабок на лавочке и теряюсь.

Куда идти? Что делать? Позвонить Владу? Вадиму? Что с одним, что с другим я в дикой ссоре. Вот вообще нет желания. Даже в связи со всеми событиями. Чувствую себя дурой, но вместо одного из них набираю Аньку.

Ее номер вне зоны доступа.

Злюсь еще больше и набираю Витьку.

Абонент не абонент.

Я уже наступаю на гордость каблуком здравомыслия, чтобы набрать Вадима. Но телефон в моей руке сам начинает звонить.

“Лера”.

— Д-да, — я только сейчас замечаю, что мой голос начинает дрожать.

— Крис, привет, — подруга радостная и довольная, — сегодня у бабушки день рождения. Мы тебя приглашаем на чай с тортом. Придешь?

— Лер, я… мне даже подарить нечего.

И тут меня просто прорывает. Я опускаюсь на бордюр, рядом с чемоданом, наплевав на все, даже на холодную погоду и лужу у ногу, и реву навзрыд. Рассказываю все в красках, возмущаюсь, и никак не могу успокоиться.

— Так, значит, слушай сюда, — строго произносит она, когда поток слов заканчивается. — Бери вещи и дуй сюда. О подарке даже не парься. Адрес ты знаешь.

Не дав мне больше и слова сказать, она просто сбрасывает вызов.

И мне ничего не остается, как принять это приглашение. Я иду в сторону метро, волоча за собой чемодан. Он гремит колесиками, подпрыгивает на неровностях. Ноги сами приводят к двухэтажному дому сладостей. На витринах выставлены шоколадные фигурки, расписные торты с мастикой и лепниной из какой-то другой кондитерской фигни.