из подчиненных Вознесенского громко выматерился. Второй, кажется, всхлипнул.

* * *

— Я в ПВО пошел потому что мне страшно не нравится когда взрываются бомбы. У меня уши болят, понимаешь? Все эти фокусы со стрельбой на слух — это всё ерунда по сравнению с ощущением, когда ты сидишь в подвале, а на втором этаже рвутся авиабомбы с цеппелина. Ты когда-нибудь слышал бомбы с цеппелина? — спросил Марк.

— Доводилось.

— Это отвратительно, да? Не говоря уже о том, что ломаются вещи и гибнут люди, — я не мог с ним не согласиться.

— Знаешь, что сейчас будет? Сейчас будет авианалет на столицу. Даю гарантию — все батареи в нашем секторе вырезаны. Они попрут здесь, а потом начнут бомбить военные предприятия, гарнизон и жилые кварталы.

— Кто — они? — мы осмотрели трупы диверсантов, и ничего примечательного обнаружить не удалось. Это могли быть лоялисты, Протекторат, Альянс, или еще кто-то — с этим разбираться придется кому-то более компетентному.

— Да неважно. Главное сейчас — что мы будем делать.

— Сообщим в штаб округа?

— Поздно. Нам придется держать оборону! Сейчас ребята покажут твоим бойцам, как управляться со спарками — и мы дадим жару этим гадам!

— Да как ты себе это представляешь?! — теоретически мы могли стрелять из чего угодно, но противовоздушная оборона — это совсем другая специфика.

— Я сейчас всё объясню.

* * *

Мы нашкребли расчетов на три 23-миллиметровые спарки — двумя руководили зенитчики, а вахмистр Перец уверял, что справится «без сопливых». Я должен был управлять прожектором.

— Я просто буду показывать пальцем куда тебе нужно светить, просто следи за рукой, — сказал мне лейб-акустик. — Когда будешь видеть цель — кричи «Огонь», чтобы я успел закрывать уши. Мои уши на данный момент — единственная надежда наша и столицы, вот что я тебе скажу. Когда цель будет поражена — тут же туши свет, чтобы лишний раз не подставляться.

Его уши явно не страдали скромностью. И не зря.

Гул авиационных моторов мы услышали через несколько минут. Марк был весь напряжен, как охотничий пёс перед гоном.

— Ну, начали. Первый, — крикнул он и его правая рука указала в ночное небо.

Я развернул прожектор, солдаты в бешеном темпе вращали рукоятки регуляторов. Я дернул за рубильник — в небо устремился яркий столб света и выхватил из темноты огромный двухмоторный аэроплан. Бомбардировщик!

— Огонь! — заорал я, краем глаза заметив, как затыкает уши ладонями Марк.

Загрохотали спарки, выплевывая снопы огня в ночное небо. Аэропланы летели не высоко, явно не ожидая от нас такого сюрприза. Наверное, пилотам обещали, что с зенитками покончено! В небесах что-то вспыхнуло, послышался нарастающий вой и грохот — где-то в лесу.

Марк убрал руки от ушей, замер, а потом ткнул левой рукой в сторону.

— Второй!

Снова- регуляторы, снова — рубильник, свет прожектора и очереди спарок в ночное небо… На сей раз враг взорвался прямо в воздухе, вызвав восторженные вопли солдат.

— Их там не меньше двух десятков, ребята! — крикнул Вознесенский. — Мы своей стрельбой навели шороху, но это еще не всё! Дадим им прикурить, а?

И мы дали. Я понял, что это мне напоминало — лейб-акустик как будто дирижировал оркестром, а прожектор и зенитки играли свои партии. Мы подбили еще три бомбардировщика, когда они наконец развернулись на нас и принялись забрасывать батарею бомбами. Разрывы становились всё ближе и ближе.

— Отвратительно! — сказал Марк. — Все в укрытие!

Сидя в бетонном бункере под командным пунктом я вздрагивал от близких разрывов и слушал, как один из зенитчиков втолковывал Фишеру:

— Внутреннее кольцо они в ножи так просто не возьмут! Там охрана — преторианцы… Мы тут их умыли, теперь наши их на подступах к городу причешут из восемьдесят восьмых! Они бомбы абы куда покидают, не долетев до цели и свалят восвояси…. У них расчет на внезапность был — хрен им, а не внезапность!

— Знать бы еще — где эти ихние «яси» — задумчиво проговорил Демьяница. — Я-то думал война к концу идёт…

XVI. АДЪЮТАНТ ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА

Я никак понять не мог, что он мне говорит и зачем сует в руки две бархатные коробочки.

— …за дело под Бубырем и за зенитную батарею. Третьей и второй степени!

На самом деле меня еще не отпустило после контузии. Иногда в глазах темнело, а уши начинало ломить — вот, как сейчас. Препаскудные ощущения. Хотелось сесть и посидеть где-нибудь в сторонке, а не слушать какую-то ахинею, которую скороговоркой нёс этот тип. Может он и неплохой тип, в конце концов ожоги на лице штабс-капитана и нашивки панцерника — это не шутки, но было как-то тяжко.

— Присядьте, поручик! — штабс-капитан заботливо придвинул мне стул. — Вам дурно?

— Я в уголочке пристроюсь? Просто нужно пару минут…

— Да-да, ради Бога! Только не забудьте… — он снова принялся совать мне в руки бархатные коробочки.

Да что это, в конце-то концов?

Я сел в удобное кресло в углу кабинета и откинул голову, расслабляя шею. Вообще-то он и вправду был неплохим человеком, этот штабс-капитан. Где б еще я смог вот так вот посидеть? Столичная комендатура начинала мне нравится.

Наконец меня отпустило. Хозяин кабинета продолжал работать — общался с двумя вольноопределяющимися, потом подписывал документы для какого-то хмурого кавалериста. Я решил глянуть, что там такое в коробочках. Со щелчком распахнул одновременно обе и даже крякнул от удивления.

Штабс-капитан глянул на меня и широко улыбнулся:

— Вообще-то вручать должны были перед строем, официально и с музыкой, но там какой-то инспектор, генерал, заслышав о вас устроил скандал… Я решил что, учитывая ваше состояние проще будет отдать в спокойной обстановке.

— Да-да, это вы хорошо придумали.

Я полез во внутренний карман кителя и достал свой первый Серебряный крест — четвертой степени. Вообще-то его положено было носить не снимая, но… Как-то не принято было в нашей роте щеголять наградами. Так, я, глядишь, полный бант соберу!

Кавалерист вышел из кабинета, а штабс-капитан сказал:

— Глядитеь, поручик, так и полный бант соберете! — я вздрогнул, а он продолжил: — Хотя, с вами пока совсем не ясно — зайдите через пару дней, станет понятнее с новым местом службы. И погодите-ка… Пока вы здоровье поправляли — денежное поощрение начислили. Получите и распишитесь.

Вот оно как! Это при старой Империи было в порядке вещей — кавалерам ордена поощрения ежегодно выплачивать. Оказывается, дела у нас на лад идут, раз о такой приятной традиции вспомнили.

Я сунул ассигнации в карман, а штабс-капитан погрозил мне пальцем:

— Дайте-ка мне