– Насчет денег, думаю, вряд ли. Не хватило на хорошую дачу, не снимал бы вообще. Кто его заставлял? А потом, Алин, сама посуди: зачем ему еще один загородный дом?

Подруга согласилась, что все это действительно очень подозрительно.

Пока мы рассуждали таким образом, незаметно подъехали к конечной цели нашего вояжа. Я оставила машину на другой улице, а на Третью, к дому номер шестьдесят один мы отправились пешком.

– Вот он, – кивнула я на уже знакомый мне забор и заглянула в щелку между досками, – дом на месте…

– А куда ему деться! – Алина тоже сунула нос между досок. – Ну, и зáросли! Как в джунглях. Да здесь лет десять ничего не пропалывали и не прореживали. Но тропинка к дому, по-моему…

Подруга не договорила. Навстречу нам из кустов с лаем рванул огромный пес. Не добежав до нас несколько метров, он остановился, но продолжал рваться к незваным гостям. Мы обе как по команде отпрянули от забора. Мы были серьезно напуганы.

– Что это за псина? – возмущенно вскрикнула Алина, прячась за мою спину, как будто в случае чего это могло ее спасти.

– Не знаю, в прошлый раз собаки не было…

– Полин, ты не знаешь случайно, какой она породы?

– Какой, какой… Двор-терьер!

– Смотри, она до забора не достает. Она привязана.

– А собачка-то не маленькая, – пыталась я рассмотреть сквозь щели черное чудовище.

– Интересно, она чужих любит?

– Кушать – да, а так – не знаю…

– Проверим?

– Ну, уж на фиг!

– Может, ее по имени позвать? – робко предложила Алина.

– Тогда уж сразу и по отчеству! Ты думаешь, в этом случае она решит, что мы ее знакомые, и перестанет бросаться на нас?

– Нет, ну, интересно же, как ее зовут?

– А ты ее спроси, вдруг ответит?

– Эй, Бобик! Или ты Жучка? Тузик, Тузик!.. Кажется, она обиделась…

– Смотри, а зубки-то у нее большие!

– Да, такими руку откусит и не заметит.

– А может, она человеческими руками не питается, может, ее деликатесами кормят? «Вискасом» там или «Педигри»?

– «Вискас» – это корм для кошек.

– А собаке какая разница, она ведь читать не умеет, что там на нем написано!

Мы еще некоторое время стояли и рассуждали, что нам делать с неожиданно возникшим препятствием, как вдруг сзади раздался грубый мужской голос:

– А вы чего тут забыли, свиристелки?

Мы разом обернулись и увидели странного деда. Бомж – не бомж, но что-то очень похожее. Одет во все старое, потрепанное. Сам не брит, не стрижен. Да что там не стрижен! Волосы его за последние полгода точно не видели шампуня и горячей воды. А самое неприятное было то, что дедок держал в руках увесистую дубину. Я почувствовала, как по спине у меня побежал неприятный холодок. Он скользнул между лопаток и медленно переместился в живот. Черт! Еще тут лешего нам не хватало! А может, это дом старика? Нет, что-то не похоже. Я бы скорее согласилась, что старик живет в лесу в каком-нибудь шалаше или землянке… Однако молчание затягивалось, надо было что-то отвечать дедушке, иначе он подумает, что мы воровки, и вполне оправданно (по его мнению) пустит в ход свою дубину.

– Полина, – зашептала Алина, – ты видишь, что у него в руке?

– Не слепая! – тихо огрызнулась я.

– А он может нас прибить?

– Да запросто!

Раздался тихий стон, и краем глаза я заметила, как подруга медленно начинает заваливаться на меня. Я подхватила ее и, поскольку удержать все равно не могла, уложила на траву. Похоже, Нечаева с перепугу потеряла сознание. Этого мне еще не хватало ко всем прочим неприятностям!

– «Чего тут забыли, чего тут забыли!» – нарочно громко заворчала я, покосившись на дедка, – не видите, женщине плохо! Мы с ней тут в лесу гуляли, а потом ей плохо стало… Она говорит, пойдем к дачам, спросим у кого-нибудь водички попить… Жарко ведь, душно…

– А вы что же, местные? – подозрительно сощурился «леший», продолжая держать в руках свое первобытное орудие и стоя на прежнем месте.

– Мы – дачники, – бодро соврала я, благо врать мне было не впервой, – наша дача там, далеко.

Я неопределенно махнула рукой, потом склонилась над подругой. Я сидела перед ней на корточках, а она лежала на траве и не подавала признаков жизни.

– Дедушка, а это ваша дача? Может, водички ей вынесете? Иначе она тут до вечера может пролежать.

– Моя это дача, моя! А водички у меня нет! И вам тут делать нечего. А ну, чешите отсюда подобру-поздорову, свиристелки!.. – Тон деда был далек от гостеприимного.

– Да как же мы можем чесать, когда – вы же видите – она без сознания. Мне ее что, на себе нести? Так ведь я ее не подниму, – пыталась оправдываться я.

– А мое какое дело?! Бери ее на плечо и ступай. Иначе… – «леший» многозначительно повертел в руках дубину.

Выразительный жест, ничего не скажешь. Да, если такой палицей огреет, мало не покажется. Придется тормошить Алину. Я начала осторожно похлопывать ее по щекам. После нескольких хлопков она вдруг застонала и открыла глаза.

– Полин, этот старый пень еще тут?

– Да, и покорнейше просит нас поскорее покинуть его владения.

– Что-что?

– Дергать пора отсюда!

Алина осторожно встала. Я поддерживала ее под руку, и мы медленно двинулись по улице к перекрестку, за которым оставили мою машину. Я просто затылком чувствовала, что дедок все стоит со своей дубиной, как статуя «Девушка с веслом», и смотрит нам вслед.

Едва мы миновали несколько дач, как из одной калитки вышла какая-то старушка и сказала нам:

– Девочки, вы, от греха подальше, туда не ходите, – она кивнула в ту сторону, откуда мы шли.

– Почему? – спросила я.

– Нехорошее это место, ей-богу! И старик тот – недобрый человек. Его тут все боятся.

– Почему? – снова спросила я.

– Он сторожит самую крайнюю дачу.

– Он в ней живет?

– Живет – не живет, не знаю, но сторожит, это точно. Никого к ней не подпускает. И собака там – настоящий зверь. Мы сами в ту сторону давно уже не ходим, с позапрошлого лета. А кому в лес по грибы или там по ягоды, так все идут в обход, через Вторую улицу, там тихо…

– Там – тихо, а здесь – лихо? А кто-нибудь в эту дачу приезжает?

– Приезжает иногда какая-то машина.

– Какая именно, можете сказать?

– Синяя.

– Понятно. А люди в этой машине? Людей видели? – продолжала я пытать добрую старушку.

– Один раз только видела двух мужиков – здоровые бугаи… Но все поговаривают, что место это нехорошее, да и старик лохматый никого к даче не подпускает, чуть что, грозит собаку спустить.