Думается, в контексте подобных аргументов утверждение Кирилла Александрова, что Борис Смысловский «отказался от подчинения командованию частей КОНР, не получив удовлетворения собственных амбиций», представляется ошибочным. Вернее говорить о привнесении каждым «в идею вооруженной борьбы с коммунизмом своей индивидуальности», которая оказалась несовместима со взглядами потенциального союзника.

Одновременно факт неоднократных переговоров командующих, а также взаимная помощь в комплектовании и обучении личного состава опровергают и утверждения Хольмстона-Смысловского, изложенные в письме к Францу-Иосифу II, будто он не имел «ничего общего с Власовым или частями казаков».

Впрочем, ко времени последней встречи основной целью главы 1-й РНА стало стремление спасти собственные кадры. Армия Хольмстона-Смысловского 23 января 1945 года отошла из района Бреслау к Дрездену. Штаб из-за постоянных бомбардировок часто не имел связи с передовыми частями. Вскоре чинам 1-й РНА пришлось вновь эвакуироваться, на этот раз в район Плауэн. Особенно мощным был один из налетов в начале апреля, когда отступавшие колонны армии недосчитались половины своего состава. 18 апреля генерал собрал военный совет и объявил о своем решении интернироваться. Местом первоначальной концентрации армии был избран Мемминген. Возможно, оттуда планировался путь на северо-запад с целью сдачи англичанам. Но в ситуации «полного паралича путей сообщения» и опасности гибели эшелонов было решено прорываться через перевалы Тироля. Судя по всему, решение Хольмстона-Смысловского было согласовано с его непосредственным начальником, главой отдела военной разведки «Иностранные армии Востока» полковником Герхардом Весселем, сменившим 9 апреля 1945 года на этом посту генерал-майора Рейнхарда Гелена, и его начальником штаба подполковником Германом Бауном. Баун выдал фон Регенау «Удостоверение служебного передвижения», согласно которому армия Хольмстона-Смысловского ведет «спешное служебное передвижение в секретных целях», а как часть, принадлежащая к армейской разведке, не может быть привлечена постоянно или временно к выполнению других заданий. Оно было действительно с 2 по 26 мая.

В эти дни имел место еще один телефонный разговор с Власовым из штаба ОКН, о котором позже вспоминал Хольмстон-Смысловский, предварительно подробно остановившись на обстановке, предшествовавшей беседе.

«Апрель 1945 года. Трагические дни германской ставки. Я приехал получать последние распоряжения. Это было мое последнее посещение мозга германской армии. Трудно было узнать еще так недавно гордый и полный строгого порядка немецкий генеральный штаб. Страшная подавленность и гробовое уныние царило теперь в его стенах. Работа шла по инерции, как хорошо заведенная машина, но я не узнавал моих товарищей по оружию, еще вчера полных энергии генштабистов. Атмосфера смерти и исторической катастрофы висела в воздухе. Чувствовалось, как будто вы присутствуете на своем собственном погребении.

Я получил приказы о передаче в мою армию Русского корпуса… и 3-й дивизии РОА генерала Шаповалова». Не совсем понятно, о каком подчинении идет речь. Как уже отмечалось, Русский корпус еще в январе 1945 года вошел в состав ВС КОНР. Косвенно это подтверждается ответной репликой Власова: «Поздно. Я командую сейчас всеми русскими частями». По мнению Ивана Грибкова, Дмитрия Жукова и Ивана Ковтуна, генерал посредством своих связей в ОКН, при помощи Гелена, переподчинил эти соединения. В свою очередь Сергей Каширин утверждал, что решение о включении корпуса и 3-й дивизии в состав 1-й РНА было принято ОКН еще в момент создания армии в марте 1945 года.

Представляется, это было оперативное подчинение, которое было обусловлено только одной мыслью: «Надо было спасать все, что еще можно было спасти. Положение было критическое. Я принял решение пробиваться на запад и уходить в нейтральную Швейцарию». Хотя нельзя исключать и прагматического расчета: по мнению Сергея Дробязко, включая в состав 1-й РНА части Штейфона и Шаповалова, Хольмстон-Смысловский рассчитывал развернуть свою армию, увеличив ее на 15 000–16 000 тысяч бойцов, то есть примерно в 3,5 раза.

Кстати, и некоторые власовцы в это время считали, что нужно «держаться ближе к швейцарской границе». Подобные планы разрабатывались руководством Главного управления казачьих войск в отношении Казачьего стана в январе 1945 года.

Хольмстон-Смысловский писал, что «выполняя мои директивы, мой начальник штаба, генерального штаба полковник Ряснянский, повел кадры 1-й Русской национальной армии в направлении на Мемминген. Туда же я решил направить и переданный мне Русский корпус. Установить телефонную связь с немецким штабом того района, где находился Русский корпус, не было никакой возможности, а поэтому я, по совету Ставки, выслал нарочного курьера. Капитан С. выехал, снабженный приказом и специальным предписанием немецким штабам не препятствовать движению корпуса и дать ему возможность выйти из боя, если он находится на линии огня.

Генерал Штейфон унес с собою в могилу тайну: получил он или не получил этот приказ, который, если бы был выполнен, то, конечно, судьба этого доблестного офицерства решилась бы совершенно иначе». Непонятно, что подразумевает командующий 1-й РНА под словом «иначе». Никто из корпусников не был депортирован в СССР.

Хольмстон-Смысловский вспоминал, как «в Энгентритте, в районе города Меммингена, мы ждали подхода корпуса 10 дней и 26-го апреля, вследствие сложившейся обстановки, двинулись в направлении Фельдкирха. Кадры моей армии под общим руководством полковника Ряснянского, имея во главе полковника Соболева[91], в полном порядке перешли Альпы и, миновав заградительные отряды СС, вышли в долину Боденского озера. 30-го апреля полковник Ряснянский вошел в Фельдкирх.

Я, ночью обогнав двигающиеся колонны, прибыл в город утром и в тот же день вступил в непосредственное командование вверенной мне армии.

Приехавши, я получил сведения о трагедии, разыгравшейся с дивизией генерала Шаповалова. Он получил два совершенно противоположных приказа.

Первый, от Власова, двигаться из района Вангена, где он тогда находился, через Фюссен в направлении на восток, то есть в Чехословакию, и второй, от меня, приказывающий ему немедленно идти на юг, в Фельдкирх, на соединение с колоннами полковника Ряснянского. Шаповалов очутился в тяжелом положении. Письменного приказа о переходе в мое подчинение он ждал, но получил только радиограмму, а потому, продолжая выполнять директиву Власова, пошел на восток, то есть к своему трагическому концу. В районе Кемптена произошла встреча его колонн, двигавшихся на восток, с нашими, двигавшимися на запад. Здесь я должен отметить исторический факт совершенно противоположного характера, а именно — спасения кадров РОВСа, около 2500 человек. Вся честь спасения этих кадров принадлежит и тогдашнему возглавителю генерального штаба генералу фон Лампе.

В конце марте, когда штаб моей армии находился еще в Воль-хаузене, ко мне приехал фон Лампе и после коротких переговоров, желая спасти кадры, предоставил их в мое распоряжение, а сам решил подчиниться мне, несмотря на свое старшинство. Я понял его и принял его предложение.