Эту историю Жаку рассказал Жюстен Дюпон, химик и его друг, который вернулся из поездки в Индию. Очарованный рассказом, Герлен задумал перевести эту любовную страсть на язык запахов и духов. В порыве внезапного вдохновения он растворил этилванилин во флаконе Jicky!

Счастливое вдохновение! Однако для окончательной доработки этой формулы в 1921 году Жаку пришлось пройти трудный путь бесчисленных проб и ошибок. Он прекрасно осознавал магию этого аромата и попросил своего брата и племянников, чтобы они представили парфюм на каком-нибудь крупном мероприятии.

Чтобы подчеркнуть эксклюзивность, Раймон разработал дизайн емкости, который бросил бы вызов времени и возвысился над сиюминутной модой. Флакон, названный «летучая мышь», представлял собой чашу с фруктами, символизирующую богатство колоний империи, размеры и разнообразие которой наглядно иллюстрировали могущество Западного мира. Вдохновением послужили ступы, характерные периоду империи Моголов, а также фамильный золотой слиток, принадлежащий семье Герлен. Таким образом, и форма, и содержание сделали Shalimar исключительными духами.

И вновь Герлен оказался прав! В 1925 году духи Shalimar были удостоены первой премии на Выставке декоративного и современного промышленного искусства. Проходившая между Эспланадой Инвалидов и Большим и Малым дворцами, выставка также продемонстрировала триумф стиля, известного с 1919 года как ар-деко. Он пришел на смену ар-нуво и произвел революцию в парижских универмагах, в «Галерее Лафайет», в «Бон Марше», в «Галерее Лувра».

Выдающийся даже по меркам экспонатов выставки, роскошный стенд Guerlain собрал все мыслимые похвалы. В искривленной экседре[65], смоделированной по проекту Реймона, преобладали зеленые тона и оттенки – на фоне цветов и золотистых плодов в черных ящиках, отделанных позолотой. Пышный ковер, богатая курильница в центре помещения: все это вместе являло собой оригинальность без диссонанса; здесь сочеталась роскошь азиатского искусства с французской элегантностью и вкусом.

Пожалуй, впервые в 1925 году удалось достичь гармонии: флакон и духи стали единым целым, а не отдельными продуктами. Успех Shalimar, усиленный хрустальным флаконом Baccarat, был оглушительным. Раймон Герлен, уехавший в США, чтобы развивать бизнес Дома в Америке, не мог не заметить: Guerlain и Shalimar в умах американцев тесно переплелись и стали восприниматься как синонимы. Во время плавания на французском лайнере его молодая жена Мари, ежедневно прогуливавшаяся по палубе с годовалой дочкой, смогла оценить заинтересованность американских женщин: многие из них спрашивали, как называются ее духи, почувствовав легкий шлейф аромата.

Shalimar стал ключом, кодом. Название аромата, флакон – все соединилось, чтобы создать вокруг него своего рода эффект синергии, призывавший к любви и обольщению. Эрнест Бо, творец знаменитого «No. 5» от Chanel, как достойный игрок, признал чужой успех, сказав:

После выхода Shalimar в производство было запущено множество духов с восточным ароматом. Но именно Герлен произвел революцию в обонятельном коде, отыскав идеальный баланс между чувственностью, легкостью, сливочной сладостью ванили и бальзамической теплотой.

– Используйте Shalimar, – сказал тогда Герлен, – чтобы дать волю своим чувствам!

Несмотря на оглушительный успех – Shalimar стал одним из самых продаваемых продуктов в мире ароматов, – Жак не стал почивать на лаврах. В том же году он создал Bouquet de Faunes, который выпускался во флаконах Lalique трех размеров, упакованных в цилиндрические коробки из зеленой кожи. И был разработан новый продукт – парфюмированная ароматом Shalimar тончайшая пудра La Poudre C’Est Moi, как отголосок знаменитой фразы, приписываемой Людовику XIV: «Государство – это я!». Солнце – эмблема Аполлона, принятая Людовиком XIV, – украсило коробку пудры и стало еще одним символом Дома Guerlain.

Экономический кризис 1929–1932 годов не остановил новаторского движения и не сказался на оптимизме парфюмеров. Каждый раз, когда сгущаются тучи и наступают трудные времена, стремление к роскоши лишь нарастает. Может быть, это связано с обостренным ощущением хрупкости жизни и бренности счастья?

Жак, однако, не позволял себе обманываться. Стены его лаборатории возвели барьер между ним и внешним миром, но не сделали его слепцом. Кризис, пришедший из США, придавил Европу и изменил расстановку политических сил. Страны Центральной Европы, Германия, Великобритания, а также Аргентина и Бразилия, где у Герлена было много клиентов, стали проявлять сдержанность. Экономическая география парфюмерии менялась.

Но каким образом эти потрясения истории могли охладить творческий жар, бушевавший в нем?

1929-й стал годом Liu, альдегидного аромата, вдохновленного персонажем оперы Пуччини «Турандот», действие которой разворачивается в средневековом Китае. Лиу, рабыня принца, чье настоящее имя – Любовь, предпочла умереть, но сохранить верность своему хозяину и не выдать его имя возвышенной, но жестокой принцессе Турандот. Трагическая история, которая нашла свое отражение в таинственном черном хрустальном флаконе в стиле ар-деко от Baccarat работы Жорже Шевалье.

В обстановке страха и пессимизма Герлен вновь сосредоточился на мечте, чтобы отрешиться от сложной ситуации в мире: в Германии, Италии, Турции, Польше с триумфом приходят к власти режимы, для которых красота лишена смысла. В 1934 году Жак выпустил Sous le Vent и посвятил парфюм Жозефине Бейкер[66]. Ароматический шипр символизировал радость жизни и экстравагантность прекрасной актрисы, перед которой никто не мог устоять, когда она исполняла «У меня есть две любви», песню Винсента Скотто.