Гроб Басаргина стоял поодаль от прочих, посредине склепа.

Напевая вполголоса монотонную песню, Гассан очертил гроб и всех троих концентрическими кругами: синим, красным и чёрным.

Вслед за этим, он открыл крышку гроба, откинул закрывавший тело тюль и укрепил по краям восковые свечи. В головах и ногах гроба он поставил треножники с углём, наложил на них травы и, обсыпав порошком, зажёг.

В таз он вылил содержимое склянки, тоже привезённые с собой, накрыл шёлковым платком, а поперёк положил магический нож. С томительным, совестливым чувством глянула Кира на обнажённое теперь и ярко освещённое дрожащим светом восковых свечей лицо усопшего.

Несмотря на то, то минуло почти два года со дня смерти Алексея Аркадьевича, тело не разложилось, и он казался спящим; только кожа приняла зеленоватый оттенок, и на лице застыло выражение невыразимого страдания, но скоро то, что творилось вокруг, вывело Киру из задумчивости.

Уже при первых приготовлениях Гассана слышался всё сильнее и сильнее треск, а затем раздались громкие стуки в полу и стенах. На дворе началась гроза. Ветер выл и свистел, раскачивая вековые деревья сада. От раскатов грома дрожали стены, страшный град барабанил, чуть не пробивая крышу, и яростные порывы урагана едва не валили такую же древнюю часовню.

Бушевавшая стихия, между прочим, сопровождалась совсем особым шумом. Сначала вокруг часовни раздался вой волков, лай собак и мяуканье кошек; потом началось яростное царапанье в дверь, которую, словно, пытались взломать, а внутри склепа носились порывы холодного ветра.

Старые гробы трещали и чуть не рассыпались. Странные огоньки — зелёные, синие, красные, жёлтые — мелькали на стенах и кружились в воздухе.

Вдруг из тёмного угла появилась гиена, которую Кира видела у Шепсу. Она доползла на брюхе до магического круга и легла, не смея переступить таинственную грань. У чудовища было совсем человеческое выражение лица. Это было почти лицо Малейнен, но вместе с тем морда хищника. Из разинутой пасти с былыми острыми зубами капала кровавая пена. В ужасе Кира схватилась за руку Гассана.

— Не бойся! Смотри. Видишь — учитель нас охраняет и сдерживает эту поганую тварь, — сказал черкес.

В эту минуту Кира с мужем увидали, что из глубины подземелья за страшным животным появился голубоватый свет. Стены как-будто исчезли, широкая светлая полоса тянулась вдали там, как видение, но довольно отчётливо, видна была площадка скалы над пропастью. У базальтового камня, окружённый снопами искр, стоял Шепсу с протянутой к ним рукой, вооружённый магическим жезлом.

Гассан подошёл к гробу, быстро разрезал на покойнике платье, обнажил грудь, и на теле стал виден красно-чёрный опрокинутый треугольник. В часовне же, над их головами, происходило в это время нечто невообразимое.

От топота сотен ног или копыт дрожали своды склепа.

Несвязные крики, рыдания и дикий раскатистый хохот мешались с заунывным, похоронным или весёлым, радостным свадебным пением. Вне круга воздух прорезывали молнии, а снаружи ревел ураган и дрожала земля от ужасных раскатов грома.

Мертвенно-бледный и покрытый холодным потом, маркиз ожидал каждую минуту, что часовня рухнет. Глубокая складка появилась на загорелом челе черкеса, но его могучее спокойствие не ослабевало.

Не отрывая глаз от книги, которую держал перед ним маркиз, он громко читал заклинания, и его звучный голос покрывал шум. Потрясая поднятым в руке жезлом, он властно господствовал над происходившим вокруг хаосом; глаза его сверкали, а короткие волосы на голове искрились. Дьявольский шабаш достиг, казалось, своего апогея.

Вдруг Гассан схватил магический нож и вложил его в руку Кире.

— Смелей!.. Не падать духом, а не то всё погибло!.. Дело идёт о твоей жизни, — говорил он. — Вонзай нож по рукоять в знак на груди покойника.

Кира от ужаса зажмурилась на мгновение. В лицо ей ударил порыв холодного зловонного воздуха, а вокруг ограждавших их волшебного круга всё заходило, засвистело и завыло.

Гассан сжал ей до боли руку и толкнул её к гробу.

— Скорей! Скорей! Дорого каждое мгновение, — повелительно, глухим голосом прошептал он.

Кира выпрямилась и взглянула на видение Шепсу, которое бледнело и точно таяло. Порыв отчаяния воскресил её мужество. Нагнувшись над гробом, она вонзила со всей силой блестящее лезвие в грудь покойного.

Послышалось шипение, точно раскалённое железо коснулось воды, а из треугольника на груди вырвался клуб чёрного дыма. Глаза трупа открылись и укоризненно с выражением страшной муки взглянули на Киру; в то же мгновение, чуть приоткрыл рот, и оттуда вылетел фосфорически блестящий шарик, исчезнувший затем в воздухе.

— Вытащи быстрее нож и брось его сюда, на платок, — приказал Гассан.

Кира беспрекословно повиновалась. Раздался страшный раскат грома, похожий на взрыв и потрясший до основания всё здание, а затем настала тишина. Обессиленная Кира упала в обморок.

— Оставь барыню, мы потом приведём её в чувство. Всякая опасность миновала. Надо сначала со всем здесь покончить, — сказал Гассан маркизу, подходя к гробу. — Смотри, что осталось от трупа.

Керведек взглянул и ужаснулся. Тело, которое секунду перед тем он видел нетронутым, разложилось в кукую-то липкую, тягучую массу, подёрнутую будто тонкой, черноватой кожей и представлявшую на дне гроба форму змеи.

Гассан опрокинул свечи внутрь гроба, высыпал туда же мешок с ладаном, покрыл сверху холстом с каким-то непонятным маркизу узором из знаков и, произнеся заклинания, закрыл крышку.

Тщательно стерев начертанные на полу три круга, он помог Керведеку привести в чувство Киру. Муж вытер ей лицо данной Гассаном жидкостью и влил в рот несколько капель красного снадобья, после чего она пришла в себя и сказала, что в силах идти домой.

В часовне, слабо освещённой повешенным фонарём, наверху был страшный беспорядок: оконные стёкла были перебиты, а все вещи разбросаны и переломаны.

— Смотри, как шайтан бесновался, — заметил Гассан, указывая на валявшиеся на полу обломки. — Сейчас надо ванну принять и — спать, — добродушно ухмыляясь, добавил он.

На дворе теперь стояла тишина; но громадные лужи, сломанные ветки, вывороченное с корнем и поваленное поперёк дерево доказывали ярость пронесшегося урагана.

Вернувшись домой, Кира первая приняла ванну, а за ней — маркиз и Гассан. После этого на костре из можжевельника и смолистого дерева молодой черкес сжёг бывшее на них платье и бельё.

Падая от усталости, маркиз тотчас же лёг в постель, не обменявшись даже впечатлениями с Кирой, которая уже спала, как мёртвая.

Проспав часов двенадцать, супруги проснулись с чувством такого спокойствия, какого давно уже не испытывали. Смеясь и плача от радости, Кира бросилась на шею мужа.

— Наконец, наконец мы отвоевали наше счастье, и страшный призрак не встанет более между нами.