Владимир был утвержден в качестве местопребывания русских митрополитов с сохранением за ними Киева в качестве первого престола. Митрополит, по завещанию Симеона, стал регентом (опекуном) сначала слабого и тихого младшего брата Симеона – Ивана Ивановича Красного, а потом, после его смерти, малолетнего князя Дмитрия Ивановича, будущего Донского. Митрополит-опекун, практически оказавшийся в роли нашего Ришелье, имел большой авторитет на Руси. Но в 1359 году в районе Брянска он попадает в литовский плен к Ольгерду Гедиминычу. И в Москве сразу приуныли. К тому же, в том же году умер Иван Иванович. Оставив 2 малолеток: Дмитрия 8 лет и совсем маленького Ивана. Видя ситуацию «в комплексе», хан отдал ярлык в Нижний Новгород. Но Алексий бежал из плена, и всё быстро встало на свои места. Бояре московские снова важно надули щёки, ярлык вернули юному Дмитрию, а против несогласных провели несколько военных демонстраций силы. А вот сам Ольгерд повёл себя некрасиво, и не по понятиям эпохи. Из политического расчета (малолетки на московском престоле) пленить пожилого митрополита (пусть он и был де-факто нашим Ришелье и главным регентом) – и таким нечестным способом подкосить Москву… Прямо скажем, нехорошо, позорно. В самой же Золотой Орде в 1359 году прервалась династия Батыя и началась «Большая Замятня», степная реакция (как сказано выше), а точнее – чехарда ханов, свергавших и убивавших один другого. Она стала разрастаться. Если сначала убивали только хана, сидевшего на престоле, потом – заодно и родню, а также родню овладевшего престолом, т. к. в родне перестали видеть опору, а стали видеть опасных конкурентов. Вместе с ними стали крошить особо приближённых чиновников. Начались военные действия и на рязанском и нижегородском пограничье. Где русские князья разбили отряды ордынских сепаратистов. На правом, дальнем берегу Днепра опытный Ольгерд, почуяв, откуда ветер дует, перешёл в наступление против местных ордынских военачальников и в сражении у Синих Вод разбил войско, которым командовали три темника. В Орде на это «не обратили внимания». А точнее, было просто не до них.

Новому московскому князю Дмитрию Ивановичу исполнилось всего 10 лет, когда он вступил на престол (родился 12 октября 1350 г.). Следовательно, говорить о характере малолетнего князя еще рано. Он мог только княжить, но не управлять. В ту пору своей жизни Дмитрий Иванович, конечно, не мог вести самостоятельной политики. За его спиной чувствуется присутствие опытных государственных людей, умевших твердо и решительно направлять события в определенное русло [343]. Действительно, у кормила правления в Московском княжестве стоял замечательный государственный деятель XIV в. – митрополит Алексей. Он родился в 1299 г., судя по тому, что он был семнадцатью годами старше Симеона Гордого. Его отец боярин Федор Бяконт имел 5 сыновей, старший из которых, Елферий, впоследствии принял в монашестве имя Алексий. По древнему преданию, Елферия крестил Иван Данилович Калита. Хотя сам Калита в это время был еще мальчиком («…еще тогда юн сый») [344]. В те отдаленные времена, о которых идет речь, перед молодыми людьми из знатных семей обычно лежали только две дороги: военная или духовная. Елферий выбрал вторую – и с юных лет (двадцати лет от роду) посвятил себя монашеству. Близость Алексея к высшему боярству и великокняжеской семье, а также его несомненные способности обратили на него внимание церковных верхов. Митрополит Феогност сделал Алексея своим наместником [345], обязанным «.спомогати ему и розсужати церковные люди вправду по священным правилом». Таким образом Алексей оказался в центре всех церковных дел и нередко заменял Феогноста, разъезжавшего по своей обширной митрополии [346]. По мысли Симеона Гордого, митрополичий престол должен был перейти к Алексею, поставленному епископом во Владимир. Это произошло незадолго до смерти Симеона. Который вместе с Феогностом тогда уже прочил Алексея в московские митрополиты. И посылал об этом запрос в Константинополь. Алексий стал митрополитом в 1364 году [347]. И очень вовремя. Ибо снова выросла тверская проблема.

Браки с литовцами, в том числе с умным, проницательным Ольгердом, были не просто случаем. Волга связана с Москвой прямым водным путем, это да, но все-таки Москва находилась в менее выгодном положении, чем Тверь, которая вела непосредственно торговлю с отдаленными странами Востока. При спокойных временах без погромов купцов из Индии и Персии, да и самой Орды больше манила Тверская пристань, чем московская. Тем не менее Волга и для Москвы имела немалое торговое значение. НО. Опять «но»: Новгород, наш Центробанк и Магнитогорск, Эльдорадо и большой мировой перекрёсток, находился к северу от Твери. Поэтому – так как в самом Новгороде татарам (вообще – купцам из Орды) торговать запрещалось, чтобы их прямые контакты с немцами всегда зависели от русских князей и посадников (Как и в том же Смоленске – монгол? Отлично! Торгуй, мил человек, на левом, восточном берегу. Немец? Тоже здорово! Только – тогда на правом берегу. И на мостах с товаром чтобы никого не было.), то многие восточные купцы стремились именно в Тверь. Ибо рынок её был близок к Новгороду, Смоленску и стоял у берега Волги, а не её притоков. Если честно – у Москвы тоже были козыри – выход на Дон (и вниз, в Азов и Сурож, к итальянцам) и к Нижнему Новгороду из Смоленска, по Москве-реке и Оке. Тем не менее Тверь, разбитая, с уведённым в Москву и Суздаль населением, снова ожила. Снова умножились горожане, из лесов вышли пахари, не захотевшие уходить в Москву и Суздаль, и княжество к 1360-м годам снова стало богатеть. Сами же соседи – по законам функционирования торговых коммуникаций – тащили её (Тверь) вверх за собой. Она не была индейской резервацией, а потому при нахождении в районе всеобщего развития и роста экономики просто не могла оставаться островом запустения. И княжество Тверское снова расцвело. Хотя с Москвой равняться уже никак не могло. И вскоре, так как пирог снова стал пышным и вкусным, появились легитимные едоки – конкуренты.

В середине 1360-х годов в Великом княжестве Тверском разгорелся территориальный спор между удельными: микулинским князем Михаилом Александровичем и кашинским князем Василием Михайловичем. На сторону кашинского князя встало Великое княжество Московское, чьим правителем был тогда номинально Дмитрий Иванович, а фактически правил митрополит Киевский и Московский Алексий (сын князя Василия Михайловича Кашинского Михаил был женат на московской княжне Василисе, дочери Симеона Ивановича Гордого). На сторону Михаила Александровича встал Ольгерд, женатый на его сестре Иулиании. Во время отъезда Михаила к Ольгерду Василий Кашинский с сыном Михаилом, князем Еремеем Дорогобужским и московскими полками подступил к Твери и осадил её. Город взят не был, но были разграблены окрестности на правом берегу Волги. Михаил, вернувшись с литовскими полками, разгромил Еремея, подступил к Кашину, но ушёл, послушавшись тверского епископа Василия. В 1368 году Дмитрий Иванович позвал Михаила в Москву на совет, задушевно пообщаться; митрополит Алексий гарантировал ему безопасность, но над Михаилом был устроен третейский суд, он был захвачен и посажен в заточение. Михаила спас неожиданный приезд в Москву трёх ордынских мурз. С которыми Алексий – ввиду явно нечистого стиля работы с конкурентом – не захотел на миру ссориться. Михаила отпустили, но он бежал к своему зятю Ольгерду в Литву. И тот бысто сообразил, что Москва с Михаилом повела себя не лучше, чем он сам с Алексием.