То же найдем и у Н. И. Костомарова: «Потом они разделились на две партии: одна — из 50 ушкуев — отправилась на Низ к Сараю, а другая — из 40 ушкуев — пошла вверх по Волге, дошла до Обухова, ограбила Засурье и Маркваш, перешла за Волгу, уничтожила свои корабли, на конях прошлась по берегам реки Ветлуги, ограбила села и ушла к Вятке»[179], где часть из них осела в выстроенных городках.

* * *

Кировские краеведы отмечают: согласно «Повести о стране Вятской» новгородцы-самовластцы пришли на Вятку в 1174 году (как написано, во время княжения Ярослава Владимировича) и обнаружили вблизи устья Чепцы «Болванский» городок, населенный чудью и отяками (в других списках — остяками). Они овладели этим городом в тяжелом сражении, призвав на помощь святых страстотерпцев Бориса и Глеба и великого князя Александра Невского. Завоеванный город новгородцы нарекли Никулицын «ради речки Никуличанки».

На этом месте, вблизи села Никулицыно, действительно находится большое городище с несколькими культурными слоями. Верхний относится к XIV веку н. э., нижний — к V веку до н. э. Кроме того, другой отряд новгородцев захватил черемисский город Кошкаров (уже не первый раз за всю историю ушкуйничества), который «ныне нарицается Котельнич».

Посоветовавшись, новгородцы решили между двумя этими городами поставить новый город, который назвали Хлыновым, «ради речки Хлыновицы», вблизи устья которой и был он основан. В дальнейшем Никулицын, видимо, захирел, а Хлынов с Котельничем (спустя какое-то время к ним присоединился город Орлов) росли и развивались, заселялись новгородцами, участвовали в московских междоусобицах, воевали с татарами и были вполне довольны своим положением, пока не попали под власть московского великого князя. На этом, собственно говоря, история вольной Вятки заканчивается, поскольку она уже вошла в историю Московской Руси.

В 1781 году императрица Екатерина II переименовала Хлынов в Вятку (с 1934 года — Киров)[180].

Но вернемся в XIV век…

* * *

Взаимоотношения новгородцев и ушкуйников с нукратскими (вятскими) булгарами и вотяками поначалу были далеки от мирных. По устному преданию вятских удмуртов, племя ватка оказало сопротивление пришельцам. Но ушкуйники оказались лучше обучены военному делу, применяя тактику и партизанской войны, и фронтальных столкновений, и карательных операций.

Боевые действия чередовались с мирными днями. Ушкуйники жили в своих — вятских — городках (слободах), занимались усмирением аборигенов, сбором дани, торговлей, войнами и набегами на далеких и близких соседей. С их появлением усилился процесс притока на среднюю Вятку русского населения, которое помимо известных городов и их посадов селилось в небольших семейных деревнях (обычно 1–2 двора). Прежнее население, признавшее новую власть и крестившееся хотя бы формально, как видно, уцелело и частично смешалось с прибывающими…

Предоставим слово Н. И. Костомарову: «…Нет ничего в русской истории темнее судьбы Вятки и земли ее. Начало этой колонии летописец Вятской Земли относит к 1174 (6682) году и несколько противоречит сам себе: в одном месте говорит, что жители новгородские отправились в путь самовольно и отделились от Великого Новгорода, а в другом — что они отправились с согласия Великого Новгорода. Вероятнее первое, потому что эта колония не признавала власти Новгорода, несколько раз являлась враждебною Новгороду, никогда не бывала с ним во взаимодействии и испытывала против себя — по сказанию той же местной летописи — злобу своей метрополии. Впоследствии к происхождению вятской колонии приплели старинную греческую басню об основании Тарента[181], которая, будучи занесена к нам, применялась не к одной Вятке. Говорили, будто новгородцы отправились на войну и оставили дома своих жен с рабами. Во время их семилетнего отсутствия рабы воспользовались правами мужей и прижили с новгородскими женами детей. Опасаясь мщения мужей, жены бежали из Новгорода со своими любовниками и незаконными детьми: эти-то беглецы будто бы основали Вятку. Так как основание Вятки относят к той эпохе, когда после упорного сопротивления суздальцам и поражения Андреева ополчения Новгород примирился с Андреем, то, быть может, выходцы из Новгорода в это время состояли из заклятых врагов суздальской партии и не хотели оставаться в отечестве, когда в нем дела обратились противно их сочувствиям. По известию упомянутого летописца, колонисты поплыли на судах по Волге, дошли до Камы, там поставили городок и намеревались здесь оставаться. Но тут услышали они, что далее на восток живут вотяки в земле привольной, богатой и укрытой лесами. На Каме жить было не безопасно, потому что большая река — большой путь; на них станут нападать то те, то другие; притом и новгородцы знают этот путь и станут требовать подчинения. Часть колонистов осталась в новопостроенном городке, другая отправилась далее по Каме. Они вошли в реку Чепец и начали жечь и разорять вотяцкие жилища, укрепленные земляными валами. Вотяки были народ мало воинственный, пришли в страх от нападения неожиданных гостей и разбегались. По реке Чепцу новгородцы вошли в реку Вятку и, проплыв по ней пять верст, увидели на высокой горе Болванский городок. Взять его было трудно. После нескольких напрасных усилий новгородцы положили себе зарок, — не пить, не есть, пока не завоюют городка. Случился день Бориса и Глеба. Новгородцы стали призывать на помощь этих святых. Святые помогли им. Они взяли Болванский городок; множество вотяков было побито, остальные разбежались: русские построили здесь церковь Бориса и Глеба и назвали городок Никулицын.