Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миновало пять недель, но свидетельство о рождении, очутившись в почтовом ящике, принесло некоторое разочарование. В графе “отец” аккуратно напечатали слово “НЕТ”. Миссис Ричардсон огорченно поджала губы. Сокрытие имени родителя, сочла она, нужно запретить по закону. Как-то это неприлично – не откровенничать, не заявлять внятно о своих корнях. Мия уже выказала себя лгуньей и способна на новую ложь. Что еще она прячет? Это, думала миссис Ричардсон, все равно что не показывать журнал техобслуживания при продаже подержанной машины. Ты же имеешь право знать, откуда что взялось, – надо ведь понимать, какие возможны поломки? И разве она – нанимательница этой женщины, а также ее арендодатель – не имеет права знать?
* * *
Зато всплыл один новый факт: в свидетельстве о рождении, рядом с именем “Мия Уоррен”, было указано место рождения Мии – Бетел-Парк, штат Пенсильвания.
Справочная в Бетел-Парке сообщила, что в городской телефонной книге значатся пятьдесят четыре Уоррена. Поразмыслив, миссис Ричардсон позвонила в городской отдел загс – не такой услужливый, как в Сан-Франциско. Никакой Мии Уоррен в документах нет, заявила женщина по телефону.
– А Мия Райт? – в порыве вдохновения спросила миссис Ричардсон, и, недолго помолчав и пощелкав клавишами, женщина ответила, что да, Мия Райт есть, родилась в Бетел-Парке в 1962 году. А, кстати, еще есть Уоррен Райт, родился в 1964-м; может, миссис Ричардсон перепутала имена?
Миссис Ричардсон поблагодарила и повесила трубку.
Ей понадобилось несколько дней, но, старательно применяя репортерские навыки и ведя обильные телефонные переговоры, она в конце концов нашла искомый ключ. Ключ принял облик некролога в “Питтсбург пост” от 17 февраля 1982 года.
В ПЯТНИЦУ СОСТОИТСЯ ПАНИХИДА ПО СТАРШЕКЛАССНИКУ
Панихида и похороны 17-летнего Уоррена Райта состоятся в пятницу, 19 февраля, в 11:00 в Ритуальном зале Уолтера Э. Гриффита (Браунсвилл-роуд, 5636). У мистера Райта остались родители, мистер и миссис Джордж Райт, давно проживающие в Бетел-Парке, и старшая сестра Мия Райт, окончившая школу в 1980 году. Вместо цветов родные предлагают сделать пожертвование в пользу футбольной команды средней школы Бетел-Парка, где мистер Райт начинал играть хавбеком.
Не может быть, что совпадение, решила миссис Ричардсон. Мия Райт. Уоррен Райт. Мия Уоррен. Она снова позвонила в справочную Бетел-Парка, а затем, повесив трубку, перечитала свои заметки. Джордж и Реджина Райт, Норт-Ридж-роуд, 175. Почтовый индекс. Телефонный номер.
Это так просто, не без презрения подумала она, – узнавать про людей. У них всё на виду. Нужно только поискать. Если постараться, узнаешь про человека что угодно.
* * *
К тому времени, когда миссис Ричардсон нашла родителей Мии, дело маленькой Мэй Лин / Мирабелл не исчезло из новостей – нет, о нем говорили все больше. Это правда, нервы стране уже щекотало непристойное поведение президента, но его история, хоть и скандальная, слегка отдавала комизмом. Разброс мнений по городу варьировался от “При чем тут его президентство?” и “У всех президентов случаются романы” до более лаконичного “Да кого колышет?”. Но публика – и особенно публика в Шейкер-Хайтс – уже прикипела к делу Мирабелл Маккалла, и оно, в отличие от скандала со стажеркой, всем виделось смертельно серьезным.
Чуть не каждый вечер передавали хотя бы одну свежую новость по делу – в список дел к слушанию оно вошло под названием “Чжоу против округа Кайахога”, и суд лишь недавно назначили на март. Поскольку речь шла о Шейкер-Хайтс – о районе, который любил выставляться образцовым, – интересно было всем и у всех в городе имелось мнение. Мать заслуживает шанса воспитать своего ребенка. Мать, которая бросила своего ребенка, не заслуживает второго шанса. Белая семья отрежет китайскую девочку от ее исконной культуры. Любящая семья важнее, чем цвет кожи родителей. Мэй Лин имеет право знать свою мать. Мирабелл не знает другой семьи, кроме Маккалла.
Маккалла спасают Мирабелл, твердила их группа поддержки. Дарят нежеланному ребенку лучшую жизнь. Они герои, кросс-культурным удочерением ломают расовые рамки.
– Я считаю, это замечательно – то, что они делают, – говорила одна женщина репортерам на улице. – Это ведь и есть будущее, да? Со временем мы все научимся не замечать расу.
– Сразу видно, какая она чудесная мать, – говорила соседка Маккалла на камеру несколько минут спустя. – Когда она берет ребенка на руки, по глазам ясно, что она не видит китайца. Она видит просто ребенка.
В том и беда, возражала группа поддержки Биби.
– Это не просто ребенок, – возмущалась одна женщина в “Азия-плаза”, кливлендском китайском торговом центре, куда Пятый канал отправил репортера опрашивать азиатов. – Это китайский ребенок. Девочка вырастет, ничего не зная о своем наследии. Как ей познать себя?
Мать Сирины Вон тоже пришла тем утром в торговый центр за продуктами и – к ужасу и гордости Сирины – высказалась на заданную тему весьма решительно.
– Притворяться, что этот ребенок – просто ребенок, притворяться, что расовый вопрос здесь роли не играет, – лицемерие, – рявкнула доктор Вон; Сирина между тем переминалась у границы кадра. – Нет, я не разыгрываю “расовый козырь”. Спросите себя: будь эта девочка блондинкой, мы бы спорили так жарко?
После продолжительных консультаций с адвокатом Маккалла дали Третьему каналу эксклюзивное интервью. Позитивный пиар, поддержал клиентов мистер Ричардсон, и Третий канал прислал к ним в гостиную съемочную группу с продюсером и снял, как чета сидит на угловом диване с Мирабелл перед пылающим камином; мистер Ричардсон устроился прямо за кадром.
– Конечно, мы понимаем чувства мисс Чжоу, – сказала миссис Маккалла. – Но Мирабелл прожила с нами почти всю свою жизнь и помнит только нас. Я считаю, Мирабелл – мой ребенок, что ее появление – это судьба.
– Ни одна живая душа, – прибавил мистер Маккалла, – не может с чистой совестью утверждать, что Мирабелл не будет лучше в крепкой семье с двумя родителями.
– Есть мнение, что у вас Мирабелл потеряет связь со своей культурой, – сказал продюсер. – Как вы решаете эту проблему?
Миссис Маккалла кивнула:
– Мы стараемся проявлять чуткость. Обратите внимание, у нас теперь больше азиатских художественных работ. – Она обвела рукой свитки на стене у камина (горы, тушь), глазурованную керамическую лошадку на каминной полке. – Мы готовы, когда Мирабелл подрастет, рассказывать ей о ее родной культуре. И, разумеется, она уже любит рис. Это была ее первая твердая пища.
– В то же время, – вставил мистер Маккалла, – мы хотим, чтобы Мирабелл росла нормальной американской девочкой. Чтобы она понимала: она абсолютно такая же, как все.
В финале сюжета супруги Маккалла стояли над кроваткой Мирабелл, а та агукала на свой мобиль.
Даже Ричардсоны по этому щекотливому вопросу разделились. Миссис Ричардсон, естественно, твердо выступала за Маккалла – и Лекси тоже.