Таблица 8.3. Предпочтения в направлении детей мужского и женского пола у матерей макогодо. (Дано по Cronk, 2000).

В исследованиях в области эволюционной антропологии в последние годы большое внимание уделяется вопросу о роли раннего социального опыта в формировании особенностей поведения человека и его жизненного успеха. В непосредственной связи с этой проблематикой изучаются стратегии манипулирования родительским вкладом и избирательность отношения родителей к детям разного пола и ранга по порядку рождения.

Этнографическая литература изобилует фактами родительского фаворитизма по отношению к мальчикам (выше мы уже останавливались на эволюционных теориях, позволяющих объяснить данное явление). Ф. Салловей, ориентируясь на теоретические постулаты эволюционной теории, убедительно показан в своей книге, что порядок рождения, наряду с полом, может служить одним из факторов, напрямую влияющих на адаптацию человека к социальному окружению, и быть одной из детерминант жизненного успеха. Эффект порядка рождения становится понятным, если рассматривать его как проявление эволюционно-стабильных стратегий у человека. Порядок рождения определяет семейные «ниши», различающиеся по размерам родительского вклада и по детерминируемой ими в дальнейшем социальной ориентации индивида. В основе эволюционно-психологической концепции порядка рождения лежит теория «конфликта между родителями и потомством » предложенная Трайверсом в 1974 г. Согласно этой теории каждый ребенок требует от родителей больше ресурсов, чем те могут предоставить. Теоретически брат или сестра должны являться социальными союзниками, однако известно, и об этом пишет крупнейший специалист по родительскому поведению Т. Клаттон-Брок, что сиблинги (дети одних родителей) постоянно соперничают за внимание родителей и за их ресурсы, которых всегда оказывается недостаточно.

В нашей работе, проведенной совместно с Е. Ю. Бойко представлены данные о том, что на фоне конфликта родители — дети, родители склонны избирательно относиться к своему потомству. Фаворитизм проявляется в самых разных сферах жизни, начиная с питания и заканчивая проявлением родительской ласки. В результате у детей вырабатываются адаптивные стратегии получения доступа к родительским ресурсам, а сугношения сиблингов часто носят амбивалентный характер.

Совокупная приспособленность родителей напрямую связана с будущей репродуктивной способностью детей: чем больше здорового потомства оставят дети, тем более успешными окажутся их родители с точки зрения эволюционной теории. В силу этих рассуждений очевидно, что старший ребенок является более «ценным ресурсом», ибо он имеет большие шансы стать родителем при жизни своих отца и матери, чем младшие сиблинги.

Разумеется, родительский фаворитизм в отношении старшего ребенка бывает всячески замаскирован (родительское отношение меняется в соответствии с меняющимися потребностями и возможностями ребенка), но он становится очевидным при необходимости выбора в экстрематьной ситуации: когда один ребенок должен быть принесен в жертву, чтобы спасти остальных, с наибольшей вероятностью пожертвуют младшим, и это является по мнению М. Дали и М. Вильсон кросс-культурной универсалией.

Как показал в своем фундаментальном исследовании Ф. Салловей, именно собственная безопасность делает старших детей защитниками родительских ценностей, более консервативными и желающими сохранения status quo в семье, в то время как остальные дети, и особенно средние, более склонны быть «бунтовщиками и мятежниками».

Возраст родителей оказывает существенное влияние на их внимание к детям: чем старше родители, тем больше они вкладывают в своих детей. Это происходит потому, что вероятность появления новых детей с возрастом становится все меньше (однако родители действуют гак скорее бессознательно, нежели четко осознают причины своего поведения). Ценность ребенка любого возраста у пожилых родителей возрастает, т. к. их совокупная приспособленность начинает все больше зависеть от репродуктивной способности детей.

Хотя изначально более высокий статус и большая включенная приспособленность дают старшему ребенку «преимуществ во в снискании родительского вклада», это преимущество может быть нивелировано растущим желанием стареющих родителей посвятить себя младшему ребенку, как последнему произведенному ими наследнику, кроме того, самому слабому и уязвимому в силу возраста. Последний ребенок обычно становится «маленьким любимцем всей семьи». В результате, как показали П. Ред с соавторами, в проигрыше по всем статьям остаются средние отпрыски. Даже если родители, казалось бы, обо всех заботятся одинаково, в целом средние дети получают меньше ресурсов, чем остальные. Случайно ли, в таком случае, что средние дети стремятся быстрее обрести независимость от семьи, обеспечивать себя сами и заводить свою собственную семью?

Нами (М. Бутовская, Е. Бойко, Э. Гучинова) были проведены сравнительные количественные исследования родительского фаворитизма у русских, армян, бурят, калмыков и крымских татар. Действительно, средние дети у русских меньше других оказались привязаны к родителям, сильно — к сиблингам и более всего — к друзьям и партнерам. У крымских татар модель привязанностей для средних детей оказалась практически полностью противоположной предсказаниям эволюционных психологов: мать была близка средним детям гораздо больше, чем старшим и младшим, а кроме того, средние дети меньше всего привязаны к неродственникам. Армяне не обнаружили каких-либо ярких тенденций в картине привязанностей, кроме, пожалуй, несколько более выраженного предпочтения сиблингов у средних детей. В бурятской выборке ни старшие, ни средние дети не демонстрировали ни одной из предсказываемых Ф. Салловэем моделей предпочтений.

Любопытен тот факт, что у крымских татар средние дети чаще, чем все другие группы, выбирают мать и родственников в качестве объекта своей наибольшей привязанности (против всех ожиданий Ф. Салловэя и его коллег). Возможно, что крымские татары, из-за до сих пор сохраняющихся черт родового общества, были существенно ограничены в своем общении кругом родственников, в результате с друзьями и партнерами они общались меньше, чем русские. У русских в круг первостепенных партнеров по общению традиционно включались друзья и потенциальные женихи и невесты, у крымских татар, армян и бурят — преимущественно родственники. Таким образом, возможно привязанность крымских татар к матери и к родне является компенсаторным психологическим механизмом, а не свидетельством ответной реакции на сильное материнское предпочтение. К тому же, по собственному ощущению средних детей, у татар мать любит их как раз меньше остальных сиблингов.

Что касается материнского фаворитизма и привязанностей у юношей и девушек, то только русские продемонстрировали четко выраженную тенденцию выбирать мать, как наиболее близкого человека, когда они сами любимы ею больше, нежели сиблинги. Данный факт свидетельствует в пользу нашей догадки об искажениях в семейных отношениях в культурах с большей ориентацией на семейные ценности (в нашем исследовании это татары, армяне и буряты). Если же обратиться к привязанностям у русских вне зависимости от фаворитизма, то средние дети выбирали родителей и сиблингов действительно реже всех остальных, а друзей и партнеров — гораздо чаше. Ни водной из трех традиционных культур такой «чистой эволюционно-психологической» закономерности не наблюдалось.