– Я всегда хотел побывать в Китае, – заметил Барти. – Когда-то в Лаймхаузе у меня была интрижка с китаянкой. Она была само очарование. Я даже готов был жениться, но ее семья настроилась категорически против.

– Ты? – удивился Скинз. – Жениться? Хватит заливать. Единственная, на ком ты чуть не женился, была та, из Шордича, с бегающими глазками. И то лишь потому, что ее братец пообещал разобраться с тобой, если ты этого не сделаешь.

– У нее волосы были как шелк… – Казалось, Барти не слышит его. – И самые нежные руки в мире…

Я решила оставить его наедине с воспоминаниями и продолжила:

– Мистер Оттертуайт отказался последовать за своим хозяином, но по причинам, которые я никогда не пойму до конца, леди Хардкасл настояла на том, чтобы я поехала с ней.

– А что мне было делать без своей горничной-недоучки? – вмешалась в рассказ миледи. – Ведь впереди меня ждала масса крови, грязи и дегтя. И кому же я могла доверить чистку своей одежды?

– Ну, если на это посмотреть с такой точки зрения… Так вот, я написала маме и сестре, упаковала свои жалкие пожитки и взошла на борт парохода компании P&O, который направлялся на таинственный Восток. Поездка заняла три недели. Три недели! Я прочитала в своей жизни достаточно мемуаров разных путешественников и видела достаточно атласов, чтобы предположить, что Китай – это где-то очень далеко… но три недели! А ведь я всегда считала, что от дома Мамгу до бакалейной лавки дистанция огромного размера.

– От нашего балагана до бакалейщика тоже не близко, – заметил Скинз.

– Так вот, – сказала я, нахмурившись, – сэра Родерика назначили в Британское консульство в Шанхае, и нам выделили небольшой домик в английском поселении. Сказать по чести, там было все равно что в Лондоне, только теплее. Поселок был переполнен европейцами, и его с трудом можно было отличить от Кенсингтона[49]. Хозяйка все так же продолжала таинственно исчезать в самые неподходящие часы, а я все так же ничего не подозревала.

– То есть настоящий Китай вы так и не видели? – уточнил Барти, слегка расстроившись. – А Шу Чунь говорила, что там полно чудес…

– И все эти чудеса я ей продемонстрировала, – сказала леди Хардкасл. – Я наняла местную горничную, которая учила нас шанхайскому и мандаринскому наречиям. А потом показала нам китайскую часть города, где мы могли ходить по магазинам, есть и встречаться с местными жителями. Я ведь даже купила нам какую-то одежду, правда?

– Купили. Жаль, что то платье исчезло.

– Мне тоже. Когда-нибудь нам надо будет вернуться туда. Хотя боюсь, что тогда я сильно шокировала милых дам в консульстве – они подумали, что я решила «сойти за местную». А это «категорически неправильно».

– Они были бы еще больше шокированы, если б узнали, что у вас действительно на уме. Я сама была в шоке в ту ночь, когда узнала.

Теперь музыканты слушали рассказ очень внимательно.

– Это произошло сразу после захода солнца, – продолжала я. – Я услышала, как закрылась входная дверь, и подумала, что сэр Родерик вернулся после своей бесконечной партии в карты. Но потом вспомнила, что он появился в доме незадолго до того, как я отошла ко сну. Так что мне надо было встать и посмотреть, кто пришел.

– Ну, вы же можете за себя постоять, – сказал Скинз. – Мы все это хорошо знаем. Я помню, что вы сотворили со стариной Хэддоком.

– В то время это было не так. Тогда я была просто испуганной восемнадцатилетней девчонкой, которой Бог дал ума не больше, чем кочану капусты. Но я все-таки посмотрела. И там, в холле, повернувшись ко мне спиной, стоял полный китаец. Наверное, я от удивления шумно втянула в себя воздух, потому что он повернулся ко мне, и я поняла, что это не кто иной, как Эмили, леди Хардкасл, одетая в китайский халат поверх нескольких слоев ватина.

– Естественно, что тогда все вышло наружу, – продолжила леди Хардкасл, – и мне пришлось ей все рассказать. Надо было или сказать правду, или придумать какую-то чепуху вроде вечерних репетиций «Микадо»[50] с консульскими дамами.

– А я, наверное, в это поверила бы, – заметила я. – Мне ведь было всего восемнадцать. Или девятнадцать… уже не помню точно. Помню, что это было в начале девяносто шестого года, но число вылетело из головы. В любом случае, я была молода и хотя и выглядела достаточно искушенной из-за того, что выросла в цирке и все такое, все еще слишком мало знала о жизни богатых и могущественных. И была уверена, что по вечерам все репетируют Салливана и Гилберта.

– И это было действительно так, но только не «Микадо», – вновь вступила хозяйка. – Жуткое нагромождение ерунды в покровительственном духе. Нам больше нравились «Пираты Пензанса»[51]. Я всегда хотела сыграть генерал-майора Стэнли. Понимаете, так получилось, что я действительно живое воплощение генерал-майора. И почти уверена, что вполне могу «выписать счет за стирку вавилонской клинописью»[52].

– Вы закончили, миледи? – покашляла я.

– Конечно. Спасибо, милая, – хозяйка сделала еще один глоток бренди.

– И вот, пока я готовила для нее ванну, она рассказала мне все, что я только что рассказала вам, и не только это: о преподавателе из Кембриджа, шпионаже, днях, проведенных вне дома, убитых информаторах… в общем, обо всем. Мне казалось, что для одного вечера этого больше чем достаточно, но самое большое удивление было еще впереди. Миледи предложила мне новую работу.

– Я просто очень устала, – объяснила леди Хардкасл. – Шпионаж вещь сама по себе непростая, а для женщины это вдвойне тяжело. И все из-за корсетов. Родди ничем не мог мне помочь – ни со шпионажем, ни с корсетами; успех нашей деятельности во многом зависел от того, чтобы он продолжал вести светский образ жизни, в то время как я оставалась незаметной аферисткой вне подозрений. И мне нужна была помощница, которой я могла бы доверять. Умная и энергичная. Такая, которая не просто выполняла бы приказы, но умела думать самостоятельно. Которую было бы трудно заметить среди простого люда. То есть точно такая, какой была Флоренс Армстронг.

– Утопающий хватается за соломинку, – пробормотала я.

– И это тоже. Но, как выяснилось позже, я сделала отличный выбор. Как вы уже догадались, Фло согласилась, и я стала учить ее тем трюкам, которые сама выучила в тайном и мало описанном мире современного шпионажа. Хотя, честно говоря, по большей части вся работа шпиона заключается в том, чтобы постоянно держать ушки на макушке. Именно поэтому мы с Родди выдавали себя за веселых и беззаботных хозяев бесконечных вечеринок. И изо всех сил старались быть «самыми-самыми». Любой, кто хоть что-то из себя представлял, был гостем наших сборищ, на которых никогда не было недостатка в молодых иностранных дипломатах. Они просто не могли лишить себя удовольствия распустить перья перед восхитительной женой своего соперника, – рассказывая о том, как они могущественны и сколькими секретами обладают. А те, кто умудрялся держать в моем присутствии рот на замке, всегда могли попытаться произвести впечатление на жен клерков и деловых людей – и вот здесь помощь Фло была неоценима. Иногда я просто совала поднос с напитками в ее изящные ручки и отправляла в тур по залу, где она могла слышать все, что говорилось вокруг, не вызывая при этом ни малейшего подозрения.