– Да у нас за последний месяц преступность втрое скаканула! Не хулиганят они!.. Вот-то, может, и не того, а другие-то того!..

– Того-сего, – пробормотала Тонечка. – Пятого-двадцатого.

– Чего сделалось-то у вас?

Тонечка провела майора к дому старой княгини, выбила лопату и распахнула дверь.

– Вы пока ознакомьтесь с обстановкой, – предложила она. – А я сбегаю за… Ну, неважно.

Майор Мурзин заглянул в дом и, кажется, украдкой попытался перекреститься.

Тонечка перебежала на Сашин участок и постучала в дом. Прислушалась и еще раз постучала.

Дверь открыл незнакомый мужик, и Тонечка отступила на шаг.

– Извините, пожалуйста, – начала она. Должно быть, ночью явился муж, знаток дорогого шампанского и пятидесятилетнего виски, а она и не слыхала! – Мне нужна Саша или… Нет, если можно, позовите Сашу!..

– Здравствуйте, Тоня, – поздоровался незнакомец. – Как ваш парень? Отошел?

…И тут только Тонечка его узнала, да и то как-то… не очень.

Он был умыт, побрит, облачен в белую футболку и синие джинсы. На голове светлые волосы, а на носу – очки.

Кажется, золотые.

– Федор Петрович? – на всякий случай уточнила Тонечка. Он кивнул с некоторым удивлением. – Я вас не узнала! Там пришел майор Мурзин, должно быть, Саша ему позвонила.

– Да, да, – подтвердил Федор Петрович. – Она звонила по моей просьбе. Я не знаю местных… властей.

– Он сейчас осматривает дом вашей тети.

Федор Петрович сунул ноги в мокасины и выпростал из рюкзака мятую красную жилетку.

Тонечка проводила жилетку глазами.

– Мне, наверное, тоже нужно туда. – И Федор сбежал с крыльца.

Тонечка зашла в дом и позвала:

– Саша!

– Иду!

Она спустилась со второго этажа, тоже в джинсах и футболке, глаза веселые.

– Это что, наш вчерашний Фабиан?! – даже не поздоровавшись, спросила Тонечка. – Лесник?!

– Он самый.

– А что с ним такое?

Саша засмеялась:

– Я думаю, ничего особенного, просто он помылся и переоделся.

– Да нет, Саш, тот был какой-то другой.

– Да нет, Тонь, никакого другого тут не было!

И они посмотрели друг на друга.

– И… как он тебе? – задала Тонечка глупейший из вопросов.

– Ну, знаешь, я тоже удивилась, когда сегодня утром его увидела в собственной кухне! Он варил какао.

– Что он варил?!

– Какао, – сказала Саша легкомысленным тоном. – Для меня. Он сказал, что следует выпить именно какао, потому что легли поздно, а встали рано, и нужны силы на целый день. Я не стала говорить, что никогда не пью какао, и выпила.

– Молодец, – похвалила Тонечка и спросила, как давеча Родион: – А он кто?

– Я пока не поняла, – призналась Саша. – Но обязательно узнаю и расскажу тебе!

И засмеялась.

…Ого, подумала Тонечка.

– Пойдем к ним? Послушаем, что скажет местный шериф.

Они вошли в дом Лидии Ивановны, как раз когда «шериф», пристроившись за кухонным столом, с мученическим видом заполнял какие-то формы.

– Принесло, – пробормотал он, завидев Тонечку и Сашу.

– Ну что? – спросила Тонечка Федора Петровича.

– Заявление-то я, положим, приму, – заговорил между тем майор Мурзин. – Не имею права не принять. Но сразу говорю, толку не будет. Местные таким макаром сроду не хулиганили, это с Москвы какие-то беглые натворили! А вы, стало быть, есть внучатый племянник покойной Лидии Ивановны Решетниковой?

Федор кивнул. Сверкнули золотые очки.

– Ну, положим, видал я вас, когда вы к ней наезжали, но по закону, чтоб в наследство вступить, родство придется доказать по всем правилам.

– Товарищ майор Мурзин, – встряла Тонечка. – Сейчас ведь речь не о наследстве! Наследством родственники без нас займутся. Сейчас важно найти и задержать хулиганов. Они же все тут перепортили, хорошо, дом не подожгли!..

– Сказано, приму заявление! – повторил Мурзин с нажимом. – А толку все равно не будет! Наших местных вы в эти дела не путайте! Это с Москвы которые, те пускай отвечают!

– Пускай отвечают, – согласилась Тонечка. – Но их найти нужно.

– Да где ж их найти?!

– Я не знаю, – растерялась московская сценаристка.

– То-то и оно, – заключил Мурзин.

Сопя, он дописал бумагу до конца, перевернул, перечеркнул пустые строки и расписался. И Федору велел расписаться.

– А тебе, мужик, я совет вот какой дам. – Майор вытащил из-за стола свое пузо, проверил на нем пуговицы, которые норовили разойтись, и стал прятать бумаги в папку. – Не слушай ты никакого бабья, сходи к отцу Иллариону, чтоб бабусю по-людски проводили, схорони и в наследство вступай, если оно тебе надо. А не надо…

И майор махнул пухлой лапищей, словно выметая Федора Петровича вон. Пошел было к двери, но задержался возле Тонечки.

– А ты дотошная, – сказал он, кажется, с одобрением. – Я думал, сроду никаких родственников не сыщешь, а ты вот… сыскала!..

И ушел.

– Ну, этого следовало ожидать, – сказала Саша через некоторое время. – Не будет он заниматься! Ему дела ни до чего нет.

Федор Петрович бродил по комнате, посреди разора и беспорядка. Тонечке было его жаль.

– Вы расскажите, – попросил он и посмотрел на Сашу. – Как все с тетей Лидой случилось?

Пока Саша рассказывала, Тонечка рассматривала стол со съехавшей скатертью и одиноким блюдцем посередине.

Это блюдце не давало ей покоя. Оно должно было навести ее на какую-то мысль и все никак не наводило!

– Тоня подозревает бог весть что, – Саша улыбнулась, как бы извиняясь. – Но она у нас знаменитая сценаристка…

– А что вы подозреваете? – неожиданно спросил молчавший до сей поры Федор.

Тонечка рассердилась на «знаменитую сценаристку», это прозвучало как «записная врунишка»!

– Камея, – отчеканила она сердито. – Старая княгиня… то есть Лидия Ивановна, мы так ее называли, княгиней, никогда камею не снимала, и тут она пропала. И шторы! Окна были задернуты шторами. Я ни разу не видела, чтоб она задергивала шторы!..

Федор Петрович улыбнулся:

– Тетя много лет прожила в Голландии, – сказал он так, как будто говорил «она много лет прожила в Пензе»! – А там окна никогда не зашторивают. Священник проходит по улице по меньшей мере дважды в день и должен своими глазами видеть, чем занимается его паства… Зашторенные окна сразу вызывают подозрения в блуде или безделье, что гораздо худший грех, чем блуд, – добавил он, подумав.