Легко сказать, но сложно сделать. И пусть мы сейчас знаем, что случилось тогда, но нельзя вернуть все по щелчку пальцев. Тем более когда вокруг творится такая чертовщина, нам не до выяснения отношений.

– Если бы все было так просто, – вздыхаю я, возвращаясь к нарезке овощей.

– Так что не усложняйте еще больше, – Бронислава выглядывает в окно. – Марк вернулся. Да сиди ты, никуда он не денется, – улыбается она, заметив, как я вскакиваю.

Минута, пока Марк идет в дом, кажется мне невыносимо долгой. Сердце грохочет, руки дрожат – я боюсь услышать, что там произошло. Но и неизвестность меня пугает.

– Что там? – спрашиваю, едва Марк появляется на пороге кухни.

– Все, как и описал Валера, – устало опускается на стул и трет виски. – И тогда вопрос: кто застрелил Бориса?

– Кристина? – предполагаю я. – Вряд ли еще кто-то знал о том доме.

– Миша поговорит с ней, если получится.

– А где он, кстати? – интересуется Бронислава.

– В городе. Скоро приедет.

– Что ты сказал полиции?

– Что собирался прикупить там пару участков, мои люди приехали посмотреть и нашли тело. Думаю, местные менты не сильно будут копаться, тем более что документы у Бориса были уже на другое имя. С тобой его вряд ли свяжут. Твою сумку Валера забрал из дома.

– А если все-таки выйдут на меня?

– Не выйдут, – качает головой Марк. – Но мне очень интересно, кто прострелил ему голову.

– Ой, – отмахивается Бронислава, – может, это и к лучшему. Нет, конечно, я против насилия, но теперь одной проблемой меньше.

– Вот только вопросы остались без ответов, – говорю я. – Зачем все это надо было устраивать?

– Да они просто психи! – ставит диагноз сестра. – Думаете, в их поступках можно найти логику?

Возможно, она и права. Но мне кажется, что мы не видим картину целиком, и поэтому я чувствую себя беспомощной.

– Зачем его вообще надо было убивать? – озвучиваю вопрос, который с самого утра вертится на языке.

– Думаю, потому, что Борис свое отработал и стал помехой. Или помехой стали его чувства.

– Перестань, – брезгливо морщусь.

– Я говорю то, что приходит первым на ум, – спокойно отвечает Марк. – Человека с навязчивой идеей сложно контролировать. Он и сам себя иногда не контролирует.

– Но ведь до этого Борис всегда действовал четко, даже когда приходилось импровизировать, – не соглашаюсь я.

– Видимо, тогда ответы нам может дать только убийца.

– Хватит об этом, давайте лучше есть.

Броня в своем репертуаре – если не повесить на заборе, то накормить. Мы согласно киваем, но спокойного обеда не получается. Только Бронислава накрывает на стол, я дорезаю салат, как звонит телефон Марка.

– Миша, – говорит он и ставит вызов на громкую связь. – Слушаю.

– Кристины дома нет. Я нашел контакты нескольких ее подруг и родителей, они тоже ничего не знают.

– А ее любовник? – вспоминаю я.

– Его люди тоже ее ищут, я чуть с ними не столкнулся. Так что помимо трупа у нас еще и пропавшая Кристина.

Еще лучше!

– Миша, – говорит Марк, – приезжай.

– Скоро буду, только заеду к тебе.

Я не успеваю спросить, зачем заезжать и безопасно ли это в нашей ситуации, но Миша уже сбрасывает звонок.

Бронислава тоже не дает сказать ни слова, сразу же предупреждает:

– За обедом ни слова о ваших проблемах.

Едим мы молча, но все равно я думаю об убийстве Бориса и пропавшей Кристине. Она сбежала или что хуже? Хотя думать, наверное, не о ней, а о себе. Не хватало, чтобы все-таки полиция на меня вышла, тогда… Нет, даже думать не хочу, что меня посадят.

Но ведь меня и не за что. Я точно Бориса не убивала. Я даже с пистолетом обращаться не умею. Только кто-то же его убил. И я бы склонялась к Кристине, но спросить у нее Миша, увы, не смог, да и вряд ли бы она ответила.

– Милена, – поднимается из-за стола Бронислава, – у тебя такое лицо, будто я пересолила.

– Аппетита нет, – отвечаю я. – Пойду лучше детей посмотрю. Позовите, когда Миша приедет.

Марк молча провожает меня взглядом, а Броня только вздыхает мне в спину. Я поднимаюсь на второй этаж и тихо открываю дверь в комнату. Плотные шторы задернуты, слышно лишь легкое посапывание. И запах… Этот детский запах, по которому я соскучилась. Делаю несколько шагов к кроватке и опускаюсь возле нее на пол.

Не знаю, сколько проходит времени. Я сижу с закрытыми глазами, но по звукам понимаю, что мой ребенок просыпается.

– Привет, крошка, – улыбаюсь я.

Она поднимается, держась за перекладину, и произносит единственное слово, которое умеет:

– Мама!

– Мама тебя больше не оставит так надолго, – обещаю я. – Может, мы даже сюда переедем, будем жить с тетей Броней.

Верочка улыбается, тянет ко мне руки и снова повторяет:

– Мама!

Беру ее на руки, но, как я ни стараюсь сдержаться, слезы все равно катятся по щекам. Даже сама не знаю почему. Наверное, все, что произошло за последнее время, дает о себе знать. Наверное, лопнула струна, натянутая внутри до предела.

– Все в порядке? – слышу голос Марка и оборачиваюсь к двери.

– Да, это… это просто усталость. А ты давно здесь стоишь?

– Только что подошел.

– Миша приехал? – спрашиваю, чтобы говорить хоть что-то, пусть и прекрасно понимаю, что из города нельзя доехать сюда за такое время.

– Не приехал, – Марк делает шаг в комнату и закрывает дверь.

Я теперь понимаю, о чем говорила Бронислава. Передо мной прежний Марк, у которого, как говорила сестра, горят глаза. Только сейчас они горят не при взгляде на меня, а при взгляде на нашего ребенка. Мы так долго об этом мечтали, и в момент, когда градус нашего счастья должен был подняться еще выше, все пошло наперекосяк.

– Милена, – Марк улыбается, но с грустью, когда протягивает Верочке ладонь и она обхватывает его указательный палец ладошкой. – Я тогда до последнего не хотел верить, но твой голос, твоя одежда, твои движения. Миша проверял и записи, и фотографии на подлинность. Все было против тебя, и я очень хотел придумать хоть какое-то оправдание тебе, но не мог. В итоге…

– Не надо, Марк, прошлого не вернешь и не изменишь. Я бы сама поверила. Мне казалось, что я схожу с ума, что у меня раздвоение личности. Но все оказалось проще, – качаю головой. – Кристина оказалась очень талантливой актрисой, если даже голоса менять умеет.

– Только, видимо, той еще стервой.

– Может, она просто несчастна.

– Милена, эта несчастная сломала нам жизни, а ты ее оправдываешь. За это я тебя и любил…

Марк