я даже не уверен, что они его читали. Общее с ним у них одно: в отличие от охранителей-запутинцев, они видят опасность статус-кво, предупреждают, что он чреват катастрофой, и пытаются убедить Цезаря, что сохранить власть он может, лишь «возглавив социалистическое движение», то есть превратив его «в орудие строгого принуждения, дисциплины и рабства». Это и подразумевается под «мобилизационным проектом» — консервативная революция.

Будущее России — в прошлом

Вот как это представляет себе военный специалист изборцев генерал-полковник Леонид Ивашов, с которым нам еще предстоит встретиться: «У нас обязательно внутреннее очищение должно произойти, скорее всего, в 2017-м. Я не говорю, что это будет именно новая социалистическая революция, но нечто похожее будет, потому что мы задаемся высокими внешнеполитическими целями, а внутри только ухудшение». И какими идеями должна будет, по мнению генерала, руководиться эта «похожая на социалистическую» консервативная революция 2017 года: «Перед истинно национальной элитой и перед В. Путиным стоит та же задача, что стояла и перед И. В. Сталиным в 20-30-х годах прошлого столетия: любой ценой отстоять суверенность и независимость страны».

Л. Г Ивашов

Тут, согласитесь, возникает целый ряд вопросов. Во-первых, может обидеться В. Путин: он ли не отстаивает доблестно «суверенность и независимость страны»? Во-вторых, обидно для И. В. Сталина: уж он-то эту «суверенность» отстаивал даже ценой Большого террора, а тут, едва прошло полвека, как прикрыли ГУЛАГ, — и генерал требует новой революции? И снова ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ, как Сталин «в 20-30-х годах прошлого столетия»? Не давая себе труда хоть как-нибудь объяснить, кто, собственно, на независимость страны покушается? И главное, какое все это имеет отношение к тому, что «ВНУТРИ только ухудшается»? Выходит что-то вроде «в огороде бузина, а в Киеве дядька».

Несколько иной аспект изборского будущего/прошлого России объясняет нам Виталий Аверьянов, исполнительный секретарь клуба: «Важно, чтобы новые державники (рекрутированные, как понимает читатель, взамен «вычищенной» предательской элиты) служили не императору из личной преданности (личная преданность, как мы с вами ощущаем на себе, — примета кланово-олигархического строя), но самой идее империи».

Оппозиция справа?

Как это категорическое требование изборцев сопрягается с путинской охранительной системой рекрутирования кадров, основанной, как и сталинская, исключительно на принципе личной преданности вождю? Короткий ответ: никак. Та же история, что с ожиданием революции 2017-го, которая совершенно не нужна Путину и которой он как глава российской контрреволюции боится смертельно. С одной стороны, ему льстят, сравнивая с императором Августом, основателем Римской империи (прямым потомком которого считал себя, между прочим, еще Иван Грозный), но с другой — КРИТИКУЮТ. И не менее беспощадно, чем либеральная оппозиция. Достаточно вспомнить «клановоолигархический строй» Аверьянова. Или дугинское «те, кто нами правит, ненавидят нас и боятся».

Таков мой последний аргумент, почему нам следует забыть традиционное снобистское предубеждение, будто в России лишь одна оппозиция режиму, либеральная, и знать, хорошо знать аргументы оппозиции справа. И оспорить их. когда нужно. Ведь обожглись в 1996-м с Зюгановым — и ничему не научились. Не оспорили тогда его аргументы, да что там, попросту их не знали, а теперь каются, как Андрей Васильев: «Я поступил неправильно, работая против коммунистов. Надо было дать России сделать демократический выбор». Это с Зюгановым-™ демократический выбор! Понятия ведь не имеет, о чем говорит.

А то, что Путин воспринимает правых, олицетворяемых сегодня Изборским клубом (есть и менее значительные-Зи-новьевский, Столыпинский), именно как оппозицию, объясняет, почему он так долго не прислушивался к Глазьеву и его «проекту». Держал на коротком поводке (все-таки «социально близкий», не за свободу ратует, за ужесточение режима), но не прислушивался-какая-никакая, но ОППОЗИЦИЯ. В отчаянную минуту, однако, может и прислушаться.

Когда и если эта минута наступит, представления не имею. Но генерал Ивашов, если помните, говорит о 2017-м. Внутри ведь и впрямь «все только ухудшается», говоря его словами, и Путин известен своей фирменной непредсказуемостью. Потому и отношусь я к «Мобилизационному проекту» как к одному из возможных вариантов того, что день грядущий нам готовит. И настаиваю, что знать об изборцах нам нужно куда больше, чем я успел рассказать в первой части этой главы.

Глава 13

В ГОСТЯХ У ИЗБОРЦЕВ

Часть вторая

Было это так. Когда ведущий «Радио Свобода» Миша Соколов спросил меня в эфире: «Вы действительно думаете, что ситуация в России может быть еще хуже, чем сейчас?»-я ответил, не задумываясь: «Несопоставимо. В случае если Путин прислушается к Глазьеву». А потом, «на лестнице», задумался. Нет, не о том, правильно ли я ответил. О том, как, в самом деле, выглядела бы Россия, если бы Путин уступил изборцам? Пусть не во всем, пусть лишь в том, что без консервативной евразийской революции и «чистки элит» крушение его режима неминуемо. И спасти его может лишь их «Мобилизационный проект»… Что тогда?

Понимаю, что прислушается Путин к Глазьеву или не прислушается, вопрос дискуссионный. И доводов «против» можно привести, пожалуй, больше, чем «за». Например, сильный аргумент «против» тотчас привел в дискуссии на «Снобе» Сергей Мурашов: «Сомневаюсь, что Путин пойдет на “чистку элит”, личную преданность он ценит выше идейности… Так что вряд ли он захочет чистить тех, кто уже доказал свою преданность, и менять их неизвестно на кого (возможно, вообще на людей, преданных не ему, а какой-то Евразийской идее)». В десятку. Возразить трудно.

При всем том. однако, можно ли ИСКЛЮЧИТЬ такую возможность? Тем более что, если права Ангела Меркель, Путин вообще живет в другой реальности? Что если все сбереженные на черный день запасные Фонды будут скоро истрачены? И если Иран, уподобившись Турции, нанесет Путину очередной удар в спину, перехватив, как обещает, у России поставки в Европу газа и нефти? Масса «если», но все они более чем вероятны. Потому и невозможно предсказать, как в таких обстоятельствах поступит Путин.

Другими словами, возможно все. Включая и то, что он-таки прислушается к «Мобилизационному проекту» Глазьева. Так что произошло бы в этом случае с Россией? Согласитесь, лучше знать, чем не знать.

Я решительно некомпетентен судить, что сделал бы этот проект с российской экономикой. И поэтому в высшей степени признателен Владиславу Иноземцеву, предложившему поддержать меня, взяв на себя задачу объяснить читателю подробности экономического Апокалипсиса, которым, подозреваю, чреват проект для страны в случае роковой ошибки Путина. Михаил Аркадьев, как. я надеюсь, помнит читатель, так же поддержал меня в первой книге «Русской идеи», согласившись стать ее гостем-соавтором. В обоих случаях это большая честь для меня.