Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наверное. Я бы не смогла пожертвовать яйцеклетку. А ты? Смог бы стать донором?
– Может быть. Для подруги. Если бы я поверил, что из нее выйдет хорошая мать. Для тебя например, – он поднимает брови и серьезно смотрит на меня.
Я смеюсь. Он нет.
– Ты серьезно? – я чувствую, что у меня что-то трепещется в животе. – Или ты просто хочешь таким способом затащить меня в постель?
Пит поднимает руку в скаутском салюте и говорит:
– Клянусь, что нет. Вообще, я думал, скорее, про шприц. Это разве не так работает?
– Ну, что-то вроде того, – киваю я. – Хотя, наверное, посложнее.
Мы оба пьем чай, и я не понимаю, насколько ему неудобно. Как ни удивительно, мне вполне комфортно.
– А ты бы взял с меня деньги за сперму? – весело спрашиваю я. – Или бесплатно поделился бы?
– Отдал бы со скидкой. Как и любому другу или члену семьи, – парирует он.
Я улыбаюсь и смотрю ему в глаза. Очень темно, я ничего толком не вижу и понимаю вдруг, что не помню, какого они цвета.
– А какого цвета у тебя глаза?
– Ореховые.
– Никогда не понимала, что это значит.
– Ну, это просто красивый способ сказать «карие», – предугадывая длинную серию вопросов, он добавляет. – Что еще ты не узнала после двух свиданий и профиля на сайте знакомств?
– Это не свидание, – говорю я. – Наверное, у меня есть все важные данные. Я знаю твой рост, цвет глаз, профессию. Ты, вроде бы, неплохой парень.
– Я отличный.
– И ты только что спас человеку жизнь. Так что тебя можно назвать героем.
– А то, – гордо улыбается Пит.
– Ты здоров?
– Да. Только у меня есть одна особенность. У меня пульс в состоянии покоя пятьдесят восемь. И давление сто на семьдесят.
Я киваю, хотя не представляю, что он имеет в виду.
– А в семье были заболевания?
– Мой дед умер в шестьдесят четыре от сердечного приступа, но он курил по пачке в день. Бабушки и второй дед до сих пор живы. И одна прабабушка. Средний Запад, знаешь ли.
– У тебя нет ОКР? СДВ? Депрессии?
Он качает головой.
– Плохие черты характера?
Он улыбается.
– Нет. У меня все просто.
– Насколько просто?
– Не слишком просто.
– Какой у тебя айкью?
– Понятия не имею. Но в старших классах я брал все курсы повышенной сложности.
– Напомни, где ты учился?
– В университете Висконсина. Биология. Средний балл – три и шесть.
– Ты спортивный?
– Более-менее. У меня отличный свинг в гольфе. Набираю примерно по восемьдесят баллов за игру. В школе играл в бейсбол и теннис.
– В сборной школы был?
– Думаешь, я стал бы хвастаться членством во втором составе?
Я улыбаюсь.
– У тебя есть чувство ритма? Ты умеешь танцевать?
– И очень круто, – он развязно подмигивает.
Я запоминаю это, хотя развязность наверняка не передается по наследству. Потом забиваю, когда он говорит:
– Шучу. Но танцую я неплохо.
– Ты артистичен? Музыкален?
– Нет. Это для тебя важно?
– Нет, – говорю я, думая и изучая его лицо.
Мои глаза наконец привыкли к темноте. У Пита правильная форма черепа и симметричные черты лица, которые не может испортить даже дурацкая стрижка. Мне нравится цвет его кожи и цвет и текстура волос. И ямочка на подбородке.
– Покажи руки, – прошу я, отставляя кружку в сторону.
Он ставит кружку рядом с моей и показывает мне руки, ладонями вверх. Потом переворачивает их. Руки большие, но не слишком. Вряд ли у моей дочери будут мужские ладони.
– Хорошо, – киваю я.
– Спасибо.
Я прочищаю горло.
– Тогда… если ты правда о чем-то таком думал… может быть, ты поучаствуешь?
Вопрос кажется принципиальным, но я не знаю, какого ответа хочу. Я напоминаю себе, что все пока происходит в теории. Он не предлагает мне свою сперму прямо сейчас.
– Помочь тебе с ребенком?
Я киваю.
– Ты имеешь в виду… платить? – спрашивает он.
– Нет, – отвечаю я как можно тверже и думаю, что, когда дело доходит до денег, все сразу усложняется. – Никаких денег не надо. Ты будешь донором, а не отцом. У тебя не будет родительских прав. Я про эмоциональную сторону.
– Не знаю. Круто, наверное, будет, если я смогу иногда брать его – или ее – поиграть в бейсбол. Ты позволишь?
– Может быть. Это правда довольно мило. Но если я выйду замуж – а я все еще на это надеюсь, – то, думаю, мой муж усыновит ребенка. И тогда…
– Ты захочешь, чтобы я не болтался под ногами?
– Может быть. Ты расстроишься?
– Не знаю. Это же будет твой ребенок. И решать тебе. Я уважаю твои желания, – он явно хочет сказать что-то еще, но замолкает.
– Что? Скажи.
– А если ты захочешь, чтобы я взял ребенка поиграть в бейсбол… а я нет. Ты обидишься?
– Может быть.
Как же торжественно и откровенно мы говорим. Если бы мы были влюблены друг в друга, такого бы никогда не случилось.
– Но вряд ли это произойдет. Думаю, все пойдет как пойдет. Ты будешь донором. Точка.
– Точка, – эхом откликается он.
Мы смотрим друг на друга, еле сдерживая улыбки. Но не улыбаемся.
– Ты правда готов об этом подумать? – спрашиваю я, начиная верить, что он может говорить всерьез. Или, по крайней мере, не обманывать меня с целью залезть ко мне в постель. – Мы же едва знакомы.
– Я знаю тебя лучше, чем тот веган.
– Ну да, – соглашаюсь я.
Пит смотрит мне в глаза.
– Я знаю, что это странно. Но, наверное, я и правда готов.
– Почему? – спрашиваю я. Сердце у меня колотится быстрее, чем обычно. Я задаю ему вопрос из эссе. – Почему ты этого хочешь?
Он мотает головой:
– Не знаю… помочь тебе… Сделать что-то достойное… ну, помимо спасения жизней в ресторанах Бакхеда, конечно.
Мне нравится этот ответ, и я улыбаюсь ему. Он улыбается тоже.
– Еще вопросы остались?
Я думаю секунду и спрашиваю:
– В стаде двенадцать сотен слонов. У некоторых есть розовые и зеленые полосы, некоторые розовые целиком, а некоторые голубые. Треть чисто розовых. Следует ли из этого, что четыреста слонов должны быть чисто голубыми?