Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Садись, – бормочет он жене, а я думаю, как он всегда ненавидел сцены.
Андреа садится, не переставая благодарить Пита.
Я смотрю, как Уилл пытается тихонько спрятать кусочек мяса под салфетку. У него получается со второго раза, и, к моему тайному удовлетворению, на скатерти остается пятно, почти такое же красное, как шея и уши Уилла. Только после этого Уилл встает, пожимает Питу руку и в первый раз его благодарит.
– Обращайся, – говорит Пит, – всегда рад помочь.
Чуть позже Уилл и Андреа посылают на наш столик бутылку вина и еще подходят поблагодарить нас, когда собираются уходить. Пит смеется.
– Что? – спрашиваю я.
– Он что, правда бросил тебя и женился на ней?
– Да. И что тут смешного?
– Ты же ему отомстила. Он чуть не задохнулся насмерть.
Я улыбаюсь, пожимаю плечами и говорю:
– Нет. Лучшей местью будет счастье.
– Банально, но верно, – кивает Пит. – И как ты? Счастлива?
– Я над этим работаю.
И, чтобы он не воспринял все неправильно, выкладываю ему все новости по своему проекту одинокого материнства. Рассказываю о своих списках: финансы, няня, страховка, отпуск по уходу за ребенком. Потом я собираюсь рассказать ему про эссе доноров спермы, которые мы с Гейбом читали много часов подряд.
– Конечно, сначала мы сделали выборку по здоровью… Нас интересовали только доноры с великолепной медицинской картой.
Пит слушает, а потом спрашивает:
– И что, у тебя уже есть фаворит?
– Может быть, – я лезу в сумку и протягиваю ему эссе, которое распечатала вчера вечером.
Он разворачивает его, поднимает брови и читает:
«Я двадцатисемилетний гетеросексуальный мужчина. Снимаю документальные фильмы. Получил степень бакалавра в Калифорнийском университете в Беркли, где специализировался на коммуникациях и бегал – в основном на средние дистанции. Я стройный, спортивный, здоровый и придерживаюсь вегетарианской диеты. Этому есть три причины: во-первых и в-главных, я люблю животных и не хочу их мучить. Во-вторых, я всю жизнь интересовался нутрициологией и здоровым образом жизни. И наконец, меня волнует состояние окружающей среды: животноводство разрушает нашу планету.
Человек, который воспользуется моим материалом, не обязан разделять мое мнение, но она наверняка обрадуется, что я здоровый и жалею животных. Сейчас я работаю над документальным фильмом о реакциях, которые испытывает большинство людей при виде страданий животных, и о рационализации, которая им нужна, чтобы продолжать есть животных и носить их шкуры. Я решил стать донором, потому что не верю в социальные нормы, которые говорят о том, что я должен завести семью, и не хочу делать свой вклад в разрушение нашей планеты, заводя собственного ребенка. Но я очень сочувствую тем женщинам, которые хотят стать матерями, но по какой-то причине не могут. Если кто-то хочет принести на нашу планету новую жизнь, я буду рад, если у этого ребенка будут гены умного и доброго человека».
Пит дочитывает и откладывает эссе.
– И это донор спермы?
– Да, – я забираю у него бумажку и сую обратно в сумку. – Мой друг Гейб помог мне выбрать.
Пит кивает, а потом спрашивает, знаю ли я, как он выглядит.
– Младенцем он был хорошеньким. Других фото нет, – говорю я, – но, судя по описанию, неплохо. Голубые глаза, светлые волосы, накачанный, сто восемьдесят сантиметров ростом.
Пит улыбается и говорит:
– Звучит неплохо, – что-то в его голосе кажется мне фальшивым. Или, по крайней мере, натянутым.
– Ты считаешь, что это странно? – интересно, зачем мне нужно его одобрение?
– Нет, – он качает головой, – совсем нет.
– А эссе тебе понравилось? – нервно спрашиваю я.
– Ну… звучит неплохо. У него есть принципы, – Пит делает глоток вина, – хотя, возможно, они несколько экстремальны.
– Да, я понимаю, о чем ты, – признаю я, потому что Гейб говорил то же самое, – но он лучше всех остальных. И мне нравится, что он не берет денег за сдачу спермы. Многие явно берут, хотя и стараются это скрыть.
– Деньги? Или эгоистичное желание распространить свое семя по планете? – улыбается Пит.
– Гейб сказал то же самое. Мужчины что, правда такое чувствуют?
– Типа того, – признает Пит, – хотя сдавать сперму я не готов.
Повисает неуклюжая пауза, а потом он хихикает.
– Что?
– Ничего… Я просто подумал, зрелище твоего бывшего, подавившегося сырым мясом, может подвигнуть тебя выбрать идейного вегетарианца.
– Может быть, – я улыбаюсь.
Вечером мы с Питом вызываем одно такси на двоих. Когда такси останавливается у моего дома, он нагибается и целует меня в щеку.
– Было забавно. Спасибо.
– Да, – улыбаюсь я, – хорошо, что ты настоял на встрече.
– И я рад.
Я открываю дверцу машины, но он останавливает меня:
– Подожди.
Я смеюсь и напоминаю, что он платит за каждую минуту. Он кивает, потом прочищает горло:
– Есть какая-то вероятность, что ты пригласишь меня пропустить рюмочку?
– Пропустить рюмочку? – смеюсь я. – Так мой папа говорит.
– Похоже, твой папа крутой.
– Ему шестьдесят четыре. Ты говоришь как шестидесятичетырехлетний.
– Да ладно тебе. Пригласи меня в гости. Я не наговорился.
Я немного смущаюсь и думаю, что сейчас пришло в голову водителю.
Наверняка он часто слышит такие разговоры. Пусть он и вежливо притворяется, что не слушает.
– Ладно, – я замечаю, что машины Гейба нет, – может, зайдешь на рюмочку?
– Как мило с твоей стороны! Но я бы предпочел чашку ромашкового чая.
Я улыбаюсь и закатываю глаза:
– А теперь ты говоришь как моя бабушка.
Через десять минут, после того как я извиняюсь за бардак и завариваю чай, мы вместе с Ревисом выходим во двор. Ночь прохладная, или по крайней мере нежаркая, и мы оба бормочем, что это прекрасно.
– И комаров нет, – добавляет он.
Я смотрю на него, улыбаюсь и спрашиваю:
– Мы правда говорим о погоде и насекомых?
– Ну да.
– Давай найдем тему получше. Ну? О чем ты хотел поговорить?
Пит серьезно смотрит на меня.
– На самом деле я все время думаю про эссе этого парня.
– Правда?
Он кивает:
– Да. Мне кажется, это до фига… достойно.