Было уже позднее утро. Окно оставалось плотно зашторено, но птицы уже не кричали. Я была в комнате одна.

Ох, простите, уже с котом!

С удовольствием встала по тёплый душ... Закрыла от наслаждения глаза. Тело пело. Немножко тянуло, с непривычки. Слегка смутилась от воспоминаний, но меня переполняла такая пьянящая энергия, что смущение быстро смылось вместе с неловкостью.

Какое удовольствие жить!

Подставила разрумянившееся от возбуждения лицо под струи воды и улыбнулась.

Кстати, классно, что я рассталась со своей косой. Как же приятно и удобно без неё. Можно не заморачиваться и не думать о своих волосах.

Я чувствовала себя двадцатилетней девчонкой, свежей и полной сил. Хотелось танцевать, кружиться, свернуть какую-нибудь гору.

Ну хотя бы маленький холмик.

Саша на кухне жарил сырники, когда я вошла в сопровождении, я б даже сказала — под конвоем Тимофея.

В домашних штанах, футболке и в фартучке он смотрелся сногсшибательно. С лопаткой для переворачивания в руках. Немного испачканный в муке. Вон там, над левой бровью.

— Зачем ты разбудил Лену, негодник! Свой творог ты уже съел, больше тебе не дадут. — строго сказал котейке мужчина, улыбаясь глазами.

Он сделал ко мне шаг и обнял.

— С добрым утром родная. — шепнул на ухо, обдавая жарким дыханием и умопомрачительным запахом.

Я потянулась в его руках, чтобы стереть муку. И не удержавшись, запустила пальцы в волосы, перебирая их, пропуская между пальцами. Жёсткие. Короткие.

Саша закрыл глаза от удовольствия, и, казалось, вот-вот заурчит, соперничая с Тимофеем по силе вибрации.

Встала на цыпочки, потянулась ещё чуть-чуть повыше и осторожно, нежно, несмело коснулась его чуть припухлой нижней губы.

Как же сладко он целуется. Не предполагая продолжения, не как прелюдия, а поцелуй ради самого поцелуя.

У меня кружится голова от этого мужчины. И, совершенно натурально, реально подгибаются ноги. Становится все тело моментально податливым. Вплавляясь в этого невероятного мужчину.

Можно стоять так вечность.

Мы завтракали на полюбившейся мне веранде.

Солнце было уже высоко. И абсолютно летними лучами весело било об воду. На мелкой ряби, что рождалась под лёгким ветром, солнечный свет распадался миллиардами зайчиков, празднично рассыпаясь вокруг нас.

Время, словно карамель, которую мы варили в детстве в алюминиевой кастрюльке, застывало на этом искристом ковре. И тянулось сладкими мгновениями.

Вот Саша подаёт мне креманку со сметаной.

Вот он наливает мне ароматный чай.

А вот он пододвигает ко мне ближе миску с черникой, касаясь при этом моих пальцев.

Каждое мгновение, каждый жест, кажется ярким и тягучим. Как в кино. Когда можно рассмотреть мельчайшие детали. Насладится ими.

Позднее, днём, Саша повёл меня к роднику. Говорит, что я обязательно должна увидеть это место.

Мы шли мимо соседского дома, когда к калитке подошла дородная женщина и улыбаясь попросила не обижаться на её Настеньку. Говорит, что дочка на этой неделе мечтает стать артисткой. Вот и... Тренируется на всех. Но это ещё терпимо. На прошлой неделе Настенька хотела быть лётчицей.

Посмеиваясь над недоразумением и придумывая различные сценарии Настюшкиного спектакля, мы добрались до родника.

Совершенно сказочное место. Со страшными, сказочными, тёмными Васнецовскими елями. С невнятными деревцами перед прозрачным ручьём, запрудившим небольшую полянку среди камней. Вне времени. Только отчаявшейся Алёнушки не хватает.

Я стояла, провалившись в волшебство момента. Где так органичны согревающие объятия этого мужчины.

Мы были с Александром в его доме чуть меньше, чем трое суток. А я отдохнула и набралась сил, будто провела неделю отпуска.

Да что там отпуск. Я, мне казалось, реально помолодела.

Переродилась

Удивительное место. Всю жизнь мечтала жить у воды. На меня большая вода всегда действовала умиротворяющее. Унося печали. Восстанавливая душевный покой. Успокаивая.

А сейчас, рядом с замечательным мужчиной, окруженная его вниманием, его заботой я раскрывалась, размораживалась, расправляя в себе забытые и почти исчезнувшие мечты и желания.

Мы ехали обратно в Москву. Вновь по шоссе вдоль вековых лесов. И с каждым километром я всё острее чувствовала нашу с Сашей связь. Чем ближе был город, с миллионами чужих людей, тем ярче я понимала, что я больше не одна. Мы вдвоём.

Очень физическое ощущение. Как натянутая нить. Из моей груди.

Тянет, ноет при одной мысли о разлуке.

Уже подъезжая к дому, Саша на очередном светофоре повернулся ко мне и, глядя в глаза, твёрдо сказал:

— Не хочу расставаться с тобой! Мне претит оставлять тебя.

Я тоже с болью думала о предстоящем расставании.

— Переезжай ко мне! — предложил мне Саша, взяв в свои горячие ладони мои похолодевшие от волнения руки.

Как же мне хотелось, вот прямо сейчас, не думая, согласиться. Просто поехать вместе в его квартиру. Там сидеть на кухне и наблюдать за размеренными и экономными, доведёнными до автоматизма движениями мужчины. Как он ставит чайник, как кормит наглого Тимофея.

Как он там живёт.

Становится частью этой жизни.

— Саша, не искушай меня. — с тяжёлым вздохом произнесла я.

— Но по существу вопроса у тебя возражений нет? — улыбнувшись спросил он, сияя глазами.

Мужчина потянулся ко мне. Хотел или обнять, или поцеловать, но нам засигналили сзади.

Светофор горел вовсю зелёным светом, и мы задерживали движение, забыв обо всём.

Оставшийся путь мы молчали. Саша сосредоточился на дороге, а я смотрела на мелькание огоньков за окнами нашего мира, сосредоточенного в салоне автомобиля, и уже скучала по нему.

Около дома я потянулась поцеловать мужчину перед расставанием. И мы так увлеклись, что не замечали ничего вокруг. Пока в стекло машины не постучала соседка, выгуливающая свою собаку.

Ох.

Сейчас понесёт сплетни по дому. А, да и всё равно! Пусть развлекается.

Дом встретил запахами запечённого мяса.

— А мы думали, что Александр Михайлович поднимется к нам, — разочарованно протянула Ира.

— У него там недовольный Тимофей в переноске. Которому срочно нужно домой к родному лотку. — усмехнулась я, раскрывая объятия.

— Ну, что здесь у нас нового? — спросила я, когда мы уже уселись на кухне со свежезаваренным чаем.