Фигли, все как один, счастливо вздохнули.

Тиффани подтолкнула к ним чашку.

— Ну, это сокровище вы не стырите, — сказала она. — Но я бум-бум… я думаю, пора познакомить Джеффри с кельдой.

Снаружи шёл ливень, в пути они промокли до нитки и потом долго обсыхали у очага в фиглевской тайной пещере. Джеффри был в восторге от полёта и ничуть не смутился, когда ему сказали лезть в нору, запрятанную среди колючих кустов.

Он немного поёживался от неловкости, потому что взгляды всех Фиглей были прикованы к нему[31]. Особенно взгляд Мэгги, старшей дочери Джинни, которая только что отважно протиснулась поближе, чтобы посмотреть на мал-мал громазду каргу и её приятеля. Она пригладила огненно-рыжие волосы и скорчила свою самую лучшую гримаску.

Джинни вздохнула. Скоро дочери придётся покинуть её дом. В клане может быть только одна кельда.

Только она это подумала, как Явор Заядло распахнул объятия, и Мэгги, протолкавшись к нему, уселась рядом.

— Моя дочура, Мэгги, — с гордостью представил её Явор Джеффри. — Вскорости ей ужо надо топ-топс свой собственный клан искать, она ж у меня уже большая красава.

Мэгги тут же вскинулась:

— Ну почём я не могу статься тута, а? — заканючила она специальным капризным голоском папенькиной дочки. — Мне тута хорошо, а мужа, — добавила она почти с отвращением, — и детов я не хочу заводить. Я в воины хочу.

Явор рассмеялся:

— Но ты ж не вьюнош, Мэгги, ты красава.

Он встревоженно посмотрел на Джинни: неужели она не научила дочь таинствиям? Не научила всему тому, что девушка должна знать, чтобы стать кельдой?

— А я умею подраться, — заявила Мэгги, надув губки. — Вон, Мал Дагги Носач пусть сказанёт, я ему раз крепко накидала люлей. А неча было со мной препиракаться!

Мал Дагги Носач, костлявый юный отпрыск Явора, потупился в своём углу, так что косы, украшенные по фиглевской моде бусинами, упали ему на лицо и на виду остался только нос. Дагги смущённо переминался с ноги на ногу.

— И я с Жабом[32] толковала, — гнула своё Мэгги. — Жаб грит, можно не блюсти традыции, ежли не хошь. Это таковское Право Человеку.

— Ну дыкс ты-то не человек, — резко вмешалась Джинни. — И чтоб мы этой разбредовины больше не слыхали! А ну кыкс тащи гостю добрый кус буранятины с нашеей особливой подливой!

Тиффани знала, что у Фиглей за подлива и из чего её делают.

— Улитки, — шепнула она Джеффри, когда Мэгги обиженно бросилась прочь.

К её изумлению, юная пикста проделала это точь-в-точь как госпожа Увёртка, если не считать, конечно, того, что Мэгги была всего пять дюймов от пят до макушки, а госпожа Увёртка ростом не уступала отцу Тиффани.

Джинни обладала удивительно острым слухом для такой маленькой женщины.

— Ах, мои ребяты чегой токо себе не делают с улиток, — сказала она. — Даж улитковое виски мастрячат.

Джеффри вежливо улыбнулся:

— Большое спасибо вам, кельда, но я не ем ничего, что когда-то бегало, плавало или ползало. В том числе и улиток. Пусть лучше живут.

— На самом деле Фигли разводят улиток, — пояснила Тиффани. — Всем надо чем-то жить, Джеффри, без этого никуда.

— Верно, — сказал юноша. — Но не за счёт чужих жизней.

Джинни наклонилась вперёд и положила маленькую орехово-смуглую ручку на его ладонь. Воздух в пещере застыл, и взгляды Джинни и Джеффри встретились.

— Когда-то таких, как ты, было много, — сказала Джинни после долгого молчания. — Я не обшиблась. Я видала тебя в котле. Ты — тот, кто бой остановит, мир принесёт, всех угомонит. Ты — угомон. — Она повернулась к Тиффани: — Береги его, Тир-вар-фойн.

Пока они шли на Родную ферму пить чай, Тиффани размышляла о словах кельды. Остановить бой. Принести мир. А ведь может статься, именно эти умения им пригодятся в ближайшее время… И стоило только об этом подумать, как по спине Тиффани пробежала дрожь. Это была такая настойчивая дрожь, означающая приближение несчастья. С другой стороны, возможно, это просто организм пытался сказать Тиффани, что был бы очень ей благодарен, если бы она в следующий раз отказалась от улиточной подливы. Она попыталась прогнать неприятное ощущение и снова задумалась о Джеффри. «Береги его», — сказала Джинни. И не зря, решила Тиффани. Возможно, впереди их ждёт нечто такое, с чем этот юноша справится как никто другой.

Вот тогда-то Тиффани и приняла решение: она отправится в Анк-Морпорк и возьмёт Джеффри с собой. Всё равно пора было навестить большой город — она же как бы главная ведьма. А вдруг городские ведьмы уже прознали об этом и судачат о ней между собой, будто она какая-то выскочка? Надо проверить. «И заодно, — пискнул тоненький голосок в голове, — может быть, получится повидать Престона». Тиффани постаралась отогнать эту мысль. Она же не по личным делам собралась в город. Она отправится туда, потому что она ведьма и у неё есть обязанности. Да, именно так она и скажет нянюшке Ягг — надо же будет предупредить об отлучке. Но надежда повидать Престона тихо прокралась в сердце и угнездилась там, отчего внутри сделалось немножко щекотно.

Джеффри ушёл далеко вперёд, но когда Тиффани окликнула его, тут же вернулся и вопросительно посмотрел на неё.

— Джеффри, — сказала Тиффани, — завтра мы отправимся за твоей первой метлой.

Лететь в Анк-Морпорк было далеко. Они дважды останавливались по пути на ночлег — один раз в домике местной ведьмы, другой — в сарае благодарного крестьянина, которому Джеффри помог управиться со строптивой козой. И вот они наконец очутились в большом-пребольшом городе. Тиффани осторожно полетела над рекой Анк к сердцу Анк-Морпорка. По пути она обернулась и увидела, что Джеффри с открытым ртом таращится по сторонам. Ну, подумала Тиффани, он ведь сам говорил, что хочет посмотреть мир. Вот пускай и полюбуется на Анк-Морпорк для начала. Уж тут есть на что посмотреть.

Но вскоре она и сама не смогла скрыть удивления. Когда они пришли к старой лавке, где торговали мётлами, то оказалось, что лавка переехала. Теперь она была возле железной дороги. И хотя железные дороги всё ещё были очень молоды, широкие арочные пролёты под ними уже зажили своей жизнью.

Под этими арками, в похожих на пещеры полутёмных отсеках царила своя, особенная магия, секрет которой был известен лишь тем, кто здесь работал. На полу всегда маслянисто блестели лужи, даже если дождя не было уже много дней. Воздух пропитали запахи смазки и трудового пота.