И притом чтобы посредником была бы фигура турецкая, да не совсем. Армянин подходил идеально! Англичанам нравились его британский паспорт и лондонские связи, а немцам о его втором гражданстве знать было необязательно, для них он был подданным дружественного, почти союзного государства…

Что уж он там наговорил сторонам во время напряженных закулисных переговоров, остается только гадать, но можно предположить, что каждая сторона слышала то, что хотела слышать. (Он написал потом в воспоминаниях, что миссия его была не только трудной и деликатной, но и «вовсе неприятной».)

Как бы то ни было, удивительный, невероятный факт свершился: была создана «Тюркиш Петролеум компани» (ТПК), которой османское правительство предоставило широкую концессию на разведку и добычу нефти в Ираке. В компании было три основных партнера: от Британии – «Англо-Иранская группа» (50 процентов) и «Шелл» (25 процентов), от Германии – «Дойче Банк» (оставшаяся четверть). Но был еще и партнер четвертый, державшийся в тени, – Галуст Гюльбенкян, получивший за труды 5 процентов ТПК (главные акционеры скинулись, от себя отщипнули). Эти лебедь, рак да щука, впрочем, могли двигаться куда-то в одной упряжке только благодаря ему. Хотя двигаться им оставалось недолго: через несколько недель началась Первая мировая война.

На время войны проект был, естественно, заморожен, но ТПК продолжала номинальное существование, поддерживаемая личными субсидиями Гюльбенкяна.

С тех пор и вплоть до смерти Гюльбенкяна в 1955 году менялись участники иракских консорциумов, исчезали одни и появлялись другие, немцев сменили сначала французы, затем появились американцы из «Стандард Ойл оф Нью-Джерси». Но только один партнер оставался неизменным – Мистер Пять Процентов. Эта кличка Гюльбенкяна стала широко известна далеко за пределами мира нефти. Не раз и не два новые участники пытались от него избавиться, откупиться подешевле, но Гюльбенкян демонстрировал всем свои железные челюсти и, используя американо-англо-французские противоречия, неизменно оказывался в роли естественного посредника, отстаивал все ту же свою «законную долю». Именно его рукой была отчерчена на карте Ближнего Востока знаменитая «красная линия». Это был компромисс, согласно которому стороны взяли на себя добровольное обязательство не вступать ни в какие новые нефтяные проекты отдельно друг от друга на обширной территории, включавшей весь Ближний Восток, в том числе Саудовскую Аравию и страны Персидского залива за исключением Кувейта. (Ну и Иран, естественно, остался в стороне, красная черта прошла по ирано-иракской границе.)

Обратите внимание: Гюльбенкян не упускал своего, но и не ставил совсем уж нереалистических задач. А мог бы, теоретически, заявить: вас здесь не стояло, а я – основатель, один из главных акционеров «Тюркиш Нэшнл бэнк», а потому мне причитается минимум турецкая доля, а то и часть германской. Нет, Гюльбенкян прекрасно понимал, что при такой постановке вопроса его просто отодвинут в сторону. И пять-то процентов давать не хотели, пытались всё отобрать. Но Гюльбенкян каждый раз оказывался незаменимым брокером между сторонами. Неофициальной частью соглашения «красной линии» стало и признание доли посредника, обеспечивавшего все же некую юридическую преемственность, даром что Османской империи больше не существовало. Гюльбенкян возмущался, когда его называли «торговцем нефтью». Говорил про себя: «Я – архитектор нефтяных бизнесов». А льстивые подчиненные и поклонники именовали его «нефтяным Талейраном».

Он был глубоко закрытым человеком – один лишь эпизод, пожалуй, выдал, что за неприступным фасадом могут кипеть страсти. В 20-х годах он поссорился со своим другом и союзником Генри Детердингом – из-за той самой русской красавицы, вдовы царского генерала Лидии Павловой. А ведь поначалу даже помогал другу в его ухаживании, выручил, когда у того не оказалось свободных трехсот тысяч, чтобы расплатиться с «Картье» за изумрудное колье… Но когда Лидия стала мадам Детердинг, что-то сломалось в отношениях двух нефтяных гигантов. Правда, сын Гюльбенкяна Нубар, служивший помощником Детердинга и потому имевший возможность наблюдать конфликт с обеих сторон, считал, что важнее ревности личной была ревность деловая, что Детердинга раздражало постоянное мелочное вмешательство Гюльбенкяна в дела компании, а Галуста бесило «высокомерие» Детердинга, его склонность к позерству.

Не заполучив Лидию Павлову, Гюльбенкян устроил свою законную супругу в роскошной парижской резиденции на авеню д'Иена посреди сокровищ Эрмитажа и других объектов постоянно пополняющейся музейной коллекции. Сам же жил в дороге и в гостиницах – в апартаментах лондонского и парижского «Рица». А свою сексуальную жизнь выстроил в соответствии с советами врачей, рекомендовавших регулярно заниматься любовью с девушками не старше 18 лет, что якобы обеспечивало высокий физический тонус и долголетие.

Как бы то ни было, он сохранял высокий тонус (в том числе сексуальный), даже когда ему перевалило за 80. То ли советы врачей помогли, то ли так ему было на роду написано.

И вообще – чего все-таки было больше в этой бурной, необыкновенной жизни: слепой удачи или плодов целеустремленной работы сильного ума и воли?

Вот еще один удивительный эпизод. Однажды, чтобы отпраздновать коммерческий триумф, принесший ему десятки миллионов долларов, Гюльбенкян нанял яхту и отправился в средиземноморский круиз. У берегов Марокко он увидал показавшийся ему странным корабль. «Это что еще такое?» – спросил он у дочери Риты. «Но это же танкер, папа!» – воскликнула пораженная дочь.

В возрасте 59 лет архитектор мирового нефтяного бизнеса впервые увидел танкер. В Ираке, стране, сделавшей его одним из самых богатых людей Земли, он так и не побывал никогда.

Часть пятая.

Торговцы будущим

В защиту нефтяных спрутов

27 октября 1962 года на северо-западе Италии поднялась буря. Летевший с юга, из Сицилии, небольшой самолет марки «Моран-Солнье MS-760» потерял управление и упал, не долетев каких-нибудь десяти километров до миланского аэропорта. Все находившиеся на борту погибли, в том числе знаменитый на весь мир итальянец Энрико Маттеи.

Так началась одна из главных итальянских «теорий заговора», которая жива до сих пор, – многие в Италии и за ее пределами отказываются поверить, что это был несчастный случай.

Маттеи был бессменным начальником всех итальянских углеводородов (по-итальянски звучит очень красиво, но наоборот: «идрокарбури» – «водороуглерод»). То есть его должность называлась: председатель и генеральный директор ЭНИ (Ente Nazionale Idrocarburi), он руководил этой нефтегазовой государственной монополией Италии с самого момента ее создания.

Собственно, он, Маттеи, ее и создал своими руками.

Сразу же после окончания войны Комитет национального освобождения – орган итальянских партизан – назначил его начальником бывшей фашистской нефтяной монополии АГИП с заданием ее расформировать. Но Маттеи организация понравилась, и он решил, напротив, ее укрепить, сделать еще более влиятельной. И это ему более чем удалось. В 1949 году он объявил, что в долине реки По найдены богатейшие запасы нефти и природного газа и что, следовательно, итальянцы скоро станут очень богатыми.

Для измученных войной, недоедавших