— Вы хотите сказать, что поместье не может себя обеспечить?

Изабель снова отпила глоток и откинулась назад, тесно прижавшись к мягкой спинке кресла.

— Несколько месяцев может. Нам удается поддерживать количество скота и обеспечивать посевы, но ничего не остается. Ни на школу для Джеймса, ни на новую одежду…

— Вам хотелось бы приобрести новую одежду?

— Нет. — Она покачала головой. — Я говорю об одежде для Джеймса… для… — Она осеклась. «Для девочек». Она взглянула ему в глаза. — Было больно?

— Бывало и хуже.

— Хуже, чем четырехдюймовая рана на щеке?

Он медленно покачал головой:

— Теперь моя очередь. Кстати, мне бы хотелось, чтобы вы приобрели новую одежду. Я бы предпочел видеть вас в цветных, ярких нарядах. Думаю, они подошли бы вам больше, чем траурные платья. Хотелось бы увидеть вас в красном. Или темно-розовом.

То ли от коньяка, то ли от его сочувственного тона Изабель внезапно бросило в жар. Она ждала его слов, гадая, что он скажет дальше, желая продолжать разговор, несмотря на страх, что он может коснуться запретных тем.

— Почему вы не вышли замуж?

А вот такого вопроса она не ожидала.

— Я… — Она неуверенно замолкла. — Какое это имеет значение?

Уголки его губ изогнулись в лукавой, понимающей усмешке:

— Ах, вижу, мы нащупали интересную тему.

— Уверяю вас, милорд, меня этот вопрос совершенно не интересует.

— Нет? Зато очень интересует меня. — Ник поднялся и пересек комнату, чтобы пополнить свой бокал. Изабель следила за ним широко открытыми глазами, и когда он вернулся назад с бутылкой и предложил ей еще коньяка, она не отказалась. — Брак разом решил бы все ваши проблемы, Изабель. Почему вы не вышли замуж?

Меньше всего ей хотелось обсуждать финансовые дела поместья.

— Я не считала это возможным. Так как это случилось?

Он снова уселся и взглянул ей в лицо.

— Оказался не в то время не в том месте. Я не верю, что вы никогда не задумывались о замужестве. Попытайтесь снова.

— Все мужчины, проявлявшие ко мне интерес, были приятелями моего отца. Если бы вы хорошо знали его, то не посчитали бы брак с одним из его знакомых приемлемым выходом для меня. — Она снова отхлебнула глоток. На этот раз жидкость показалась ей не такой обжигающей, даже приятной. — Я не верю, что вы просто оказались не в то время не в том месте. Попытайтесь снова.

Улыбка озарила лицо Ника, когда он узнал свои собственные слова.

— Чувствительный удар, миледи. — Он откинулся на спинку кресла. — Я расскажу, но тогда и вам придется быть со мной откровенной. Вы уверены, что готовы пойти на это?

«Нет». Но в данный момент она готова была обещать все, что угодно, лишь бы услышать его историю.

— Конечно.

Он с сомнением приподнял бровь, но тем не менее заговорил:

— По причине дьявольского невезения и неправедного суда я, когда был на Востоке, оказался в турецкой тюрьме. — Она коротко ахнула, а он продолжил: — Я пробыл там двадцать два дня, прежде чем Рок отыскал меня и вызволил оттуда. Думаю, просто поразительно, что мне удалось отделаться всего лишь единственным видимым шрамом.

«Какой ужас! Как ему повезло, что Року удалось его найти. А что, если бы его не спасли? Что, если бы ему пришлось сидеть месяц? Год? Какие еще, более ужасные шрамы могли бы быть тогда на его теле? А может, уже есть?»

Ник наклонился вперед, протянув к ней руку. Изабель вздрогнула, когда он кончиком пальца коснулся ее лба между бровями, разглаживая морщинку, которой она не заметила.

— Кажется, воображение унесло вас далеко отсюда.

Она покачала головой, отпрянув от его теплого прикосновения.

— Чепуха. Просто я рада, что вам удалось вырваться из тюрьмы. Как ужасно, должно быть, там было. Хорошо, что у вас есть Рок.

— Не надо все романтизировать, Изабель, — сказал он. — Уверяю вас, я заслужил этот шрам. Но не стоит об этом. Я бы хотел послушать вас. Теперь ваша очередь.

Она удивленно заморгала. «Что он хочет знать?»

— О замужестве.

Здесь необходимо было соблюдать осторожность. Она покачала головой:

— Вы правы, брак мог бы разрешить некоторые из моих проблем… Но я думаю, что он создал бы и немало новых.

Ник коротко рассмеялся и, когда она взглянула на него с удивлением, сказал:

— Прошу прощения. Я просто никогда не встречал женщины, которая так относилась бы к браку.

Изабель сразу же поняла, что он вспомнил «Жемчуга и мантильи».

— Да уж. Не думаю, что встречали.

— И вам не хочется обрести семейное счастье?

— Если бы оно было возможно, я бы не отказалась. — Изабель насмешливо фыркнула, глядя довольно долго в свой бокал, а затем допила его залпом. Теперь ей легче было говорить правду. — Но семейное счастье никогда не казалось мне чем-то реальным.

— Нет?

Она подняла глаза и встретила его испытующий взгляд.

— Ни в малейшей степени. Вы не знали моего отца?

— Не знал.

— Вам крупно повезло. — На мгновение ей показалось, что он собирается сказать что-то в ответ на ее горькие слова. Когда он промолчал, она продолжила: — Он не слишком много времени проводил здесь. Моя мать была отчаянно влюблена в него по какой-то причине… хотя я никогда не могла понять почему. Он был довольно красив, полагаю. Веселый, обаятельный, душа любой компании. Каждый день превращал в праздник. Но когда мы нуждались в нем, его никогда не было рядом.

Можно было еще больше сказать — намного больше, — но Изабель оборвала себя. Лорд Николас Сент-Джон, каким бы прекрасным собеседником ни был, представлял опасность для нее — для всех них, — и ей следовало держать его на расстоянии.

— Достаточно сказать, что идея такого брака, как у моих родителей, никогда не прельщала меня.

Он медленно кивнул, словно понял.

— Не все браки такие, как у них.

— Возможно, — спокойно согласилась Изабель, заглянув в свой пустой бокал. — Полагаю, у вас любящая прекрасная семья. Вероятно, вы плод любви счастливой пары.

Ник коротко рассмеялся при этих словах, и это не ускользнуло от пытливого внимания Изабель.

— Вряд ли можно найти слова, более далекие от истины. — Он не стал углубляться в подробности, вместо этого переменив тему: — И поэтому вы продаете коллекцию.

Боль потери вспыхнула с новой силой. Когда Изабель заговорила, ей не удалось скрыть нотки сожаления в голосе:

— Да.

— Но вам не хочется ее продавать.

Лгать не было никакого смысла.