В следующий раз, когда она будет звонить 911, она попросит прислать полицейских, которые не отправят ее в одиночку штурмовать оккупированный дом. Интересно, пожарные тоже так делают? «Привет, детка! Иди вперед и открой дверь». Она забралась в окно, перелезла через Мэйси (та по-прежнему спала) и побежала в гостиную. Открыла входную дверь. Потом метнулась обратно в спальню и села на нижнюю кровать.

— Это полиция, — донеслось до нее.

Потом ругань Ричи:

— Какого хрена?

И мама:

— Что происходит?

— Полиция!

Младшие проснулись и ползали друг по другу. Кто-то наступил на мелкого, тот заревел.

Элеанора услышала, как полицейские входят в дом. Услышала крики Ричи. Дверь спальни резко открылась, и вошла мама — словно жена мистера Рочестера в длинной разорванной белой ночной сорочке.

— Это ты им позвонила? — спросила она Элеанору.

Та кивнула.

— Я слышала выстрелы.

— Тс-с! — сказала мама, кидаясь к кровати и крепко прижимая руку ко рту Элеаноры. — Ни слова больше, — прошипела она. — Если спросят, скажешь, что ты ошиблась. Просто ошиблась.

Открылась дверь, мать убрала ладонь от ее рта. Лучи двух фонариков забегали по комнате. Все дети уже проснулись и плакали. Глаза их светились, словно у кошек.

— Они просто испугались, — сказала мама. — Они не знают, что происходит.

— Здесь никого нет, — сказал коп Элеаноре, светя фонариком в ее сторону. — Мы проверили двор и подвал.

Это прозвучало скорее укоризненно, нежели ободряюще.

— Простите, — ответила она. — Мне показалось, будто я что-то слышала…

Фонарики вышли из спальни, и Элеанора услышала, как трое мужчин разговаривают в гостиной. Потом грохот тяжелых ботинок на крыльце и звук отъезжающей машины. Окно все еще было распахнуто.

В спальню вошел Ричи — до сих пор он никогда не заходил в их комнату. Элеанора ощутила новый прилив адреналина.

— О чем вы только думали? — сказал он негромко.

Элеанора не ответила. Мама стиснула ее руку, и Элеанора помалкивала.

— Ричи, она не знала, — сказала мама. — Она просто услышала выстрел.

— Какого хрена! — рявкнул он, впечатав кулак в дверь. Брызнули обломки фанеры. — Пытаетесь от меня избавиться, а? — заорал он. — Вы думаете, что можете от меня избавиться?!

Элеанора уткнулась лицом в мамино плечо. Плохая защита. Все равно что спрятаться именно там, где будут искать в первую очередь.

— Она ошиблась, — мягко сказала мама. — Она просто хотела помочь.

— Больше им не звони, — сказал Ричи придушенным голосом. Глаза у него были совершенно бешеные. — Больше никогда.

И крикнув: «Это я могу избавиться от вас всех!» — он захлопнул за собой дверь.

— Возвращайтесь в постель, — сказала мама. — Все вы.

— Но мам… — прошептала Элеанора.

— В постель, — повторила мама, подталкивая Элеанору к лесенке на второй ярус. Потом приблизилась, коснувшись губами уха Элеаноры. — Это был Ричи, — прошептала она. — Там ребята играли в баскетбол в сквере, очень шумели… Он хотел припугнуть их. Но у Ричи нет разрешения на оружие. И в доме есть всякие вещи… Его могли арестовать. И хватит на сегодня. Ни звука.

Мама на миг опустилась на колени возле мальчиков, обнимая и успокаивая их, а потом вышла из комнаты.

Элеанора могла бы поклясться, что слышит бешеный стук пяти сердец. Каждый из них давил рыдания. Плача внутри себя. Она вылезла из постели и перебралась к Мэйси.

— Все в порядке, — прошептала она в комнату. — Уже все хорошо.

Парк

Этим утром Элеанора казалась словно бы выключенной. Она ничего не сказала, пока они ждали автобус. А когда вошли — рухнула на свое сиденье и привалилась к стене.

Парк потянул ее за рукав. В ответ — ни единого намека на улыбку.

— Все нормально? — спросил он.

Элеанора покосилась на него.

— Абсолютно.

Парк не поверил. И снова потянул за рукав.

Она рухнула на него и уткнулась ему в плечо.

Парк спрятал лицо в ее волосах и закрыл глаза.

— Порядок? — спросил он.

— Почти.

Она отлепилась от него, когда автобус остановился. Элеанора позволяла ему держать ее за руку только в автобусе. И никогда не прикасалась к нему в коридорах школы. «Люди будут смотреть», — говорила она.

Парку не верилось, что ее до сих пор это беспокоит. Девушки, которые не хотят, чтобы на них пялились, не завязывают волосы шнуром от штор. И не носят мужские шиповки для гольфа.

Сейчас Парк стоял возле ее шкафчика и думал только о том, чтобы дотронуться до нее.

Ему хотелось рассказать ей свои новости, но Элеанора, казалось, была слишком далеко, чтобы его услышать.

Элеанора

Куда ее отправят на этот раз?

Обратно к Хикманам?

«Привет. Помните, как моя мама спросила, нельзя ли мне остаться с вами на пару дней, — и год не возвращалась? Я и правда страшно благодарна, что вы не сплавили меня в приют. Это было очень по-христиански с вашей стороны. У вас еще сохранилась та складная кровать?»

Вот херня!

До появления Ричи Элеанора знала это слово только из книжек и надписей на стенах туалетов. Охереть телка. Херовы дети. Хер тебя побери, маленькая сучка. Кто, нахер, трогал мое стерео?

В тот раз, когда Ричи вышиб ее вон, Элеанора не была к этому готова.

Не была готова, поскольку вообразить не могла, что такое может произойти. Она представить не могла, что пойдет против Ричи и что мама примет его сторону. Ричи, видимо, раньше Элеаноры успел узнать, что мамины принципы изменились. Тот день, когда все произошло, она до сих пор вспоминала со стыдом. Со стыдом, поскольку тогда все действительно случилось отчасти по ее вине. Она и правда нарвалась сама.

Она сидела у себя в комнате, перепечатывая слова песен на маминой старой пишущей машинке. Машинке не помешала бы новая лента (у Элеаноры была целая коробка лент, но они не подходили), однако она вполне себе работала. Элеанора любила все связанное с машинописью. Ощущение клавиш под пальцами, вязкий, шуршащий звук, который эти клавиши издавали. Ей нравился даже их запах — запах металла и крема для обуви.

Она скучала в тот день. В день, когда все случилось.

Было слишком жарко, чтобы делать хоть что-нибудь осмысленное — только валяться на кровати, или читать, или смотреть телевизор. Ричи сидел в гостиной. Он поднялся с постели только в два не то в три часа дня, и никто в доме не сомневался, что Ричи в дурном настроении. Мама нервно суетилась, предлагая Ричи то лимонад, то сандвичи, то аспирин. Элеанора терпеть не могла, когда мама так себя вела. Эту ее отвратительную покорность. Было унизительно даже находиться в той же комнате.