– Молодец, – похвалил Астраханцев, ни на секунду не забывая, что ему предстоит ее поцеловать.

Это было такое волнующее переживание, что он едва не приплясывал на месте. Он даже не помнил, когда в последний раз до такой степени сходил с ума от женщины. Может, и никогда не сходил. По крайней мере, чтобы вот так, с лету, потерять рассудок…

Несмотря на хлебушек с колбаской, Люба почти сразу поплыла, глаза ее сделались влажными, взгляд затуманился. Смутные и бурные чувства захватили ее, сжав горло, словно тисками. Она ощущала, что там застряли слезы, но откуда они взялись и отчего ей снова хочется плакать, понять было невозможно. Казалось, что она уже выплакалась, но вот поди ж ты…

– Хорошая водка, – сказала она вслух, с нажимом выталкивая слова. И обескураженно добавила: – Вы уже какой-то… нерезкий.

Он действительно поплыл у нее перед глазами, но это не водка была виновата, просто подходили слезы – кипучие, страстные и неотвратимые, как стихия.

– Ну что? Готовы? – спросил Астраханцев тоном змея-искусителя.

Ему даже в голову не приходило, какие сильные чувства владеют женщиной, с которой он затеял игру. С его точки зрения, вечер проходил довольно весело. Да, сам он немножко нервничал, но и только. Это было даже пикантно, черт побери.

– Конечно, хорошо – решить заранее, как все будет, – тонко и жалобно сказала Люба, моргнув несколько раз подряд. – Но мне кажется, все должно происходить как-то иначе…

– Как? – спросил Астраханцев густым теплым голосом, осторожно подступив ближе. В его глазах раскрылась темная манящая глубина, он смотрел пристально и жадно.

– Не знаю, но по-другому, не так!

Лицо ее вдруг как-то смялось, губы поехали в сторону, глаза налились влагой, готовой пролиться через край.

– Эй, вы чего это? – изумился Астраханцев и чуть не икнул. Хорош бы он был…

– Я ничего, – ответила Люба дрожащим го-лосом.

К ее глазам все прибывали и прибывали слезы, и, наконец, плотину прорвало. Как честный человек, Астраханцев подставил под водопад собственную грудь. Люба прижалась к ней, всхлипнула один раз, потом другой и, наконец, расплакалась навзрыд, сотрясаясь всем телом и длинно подвывая. Астраханцев стал заглядывать ей в лицо, брал ее за подбородок, но она вырывалась, мотала головой и снова пряталась, не в силах побороть приступ отчаянья.

– Да что это вы разревелись как белуга? – Он искренне не понимал, что произошло. Только что она была веселой, живой, хотела целоваться и для храбрости даже пила с ним водку. И вдруг кинулась плакать, да как! – Немедленно прекратите разводить сырость! Вы меня просто пугаете. Никогда еще женщина не билась в истерике только потому, что я собрался ее поцеловать! Подумайте сами, в какое вы меня положение ставите. Просто позорите.

– Я не позо-о-орю-у-у-у!

– Унижаете!

– Не унижа-а-аю-у-у-у!

– Да что с вами, в конце-то концов?!

– Дмитрий, миленький, все не так! – проговорила Люба, сладостно всхлипывая.

Потом взяла его за руку и потянула изо всех сил.

– Куда вы меня тащите? Рыдает и тащит, – удивленно бормотал он, тем не менее поддаваясь ее напору и следуя за ней по пятам.

Она провела его в комнату и усадила на диван. Он обалдело сел, подчиняясь ей – она толкнула его обеими руками, заставив откинуться на мягкую спинку, а сама присела с краешку, боком, словно собиралась вот-вот вскочить и умчаться. Сцепила руки и принялась переплетать пальцы, а потом стала теребить край своей кофточки, которая, наверное, казалась ей целомудренной, но для Астрахнцева была средоточием соблазнов, потому что слишком многое приоткрывала и обтягивала.

– Давайте рассказывайте, что не так, – сердито сказал он. Сердился он, правда, не всерьез. Скорее, был расстроен. – Чем я вас так обидел?

Мысль о том, что он ненастоящий Грушин, носилась в голове, словно очумевший паровоз по детской железной дороге, замкнутой в кольцо. Он не тот, за кого себя выдает, в этом все дело! Он хотел признаться ей, что, разыскивая профессора Грушина, она ошиблась адресом, но слова просто не шли с языка, потому что разбирательство с номерами домов, оглашение его настоящей фамилии и семейного статуса разрушили бы даже надежду на любовь. На ее любовь! Признаться в том, что ему нужна любовь Любы, Астраханцев был не готов даже самому себе. Но он печенкой чувствовал, что Люба – та женщина, которая ему нужна. Именно с ней он будет счастлив много лет подряд, всю свою жизнь.

– Не надо было вам пить водку, – с сожалением заключил он. – Есть люди, которые с водкой никак не монтируются. Вы как раз из таких. Выпили – и тут же обиделись.

– Я не обиделась, и вы тут ни при чем! – горячо заговорила Люба, глядя на него умоляюще. – И водка тоже ни при чем. Все дело во мне. Я думала, что готова к тому, чтобы выйти замуж вот так – на голом энтузиазме. Вполне приемлемые условия! Два человека заключают своеобразный контракт вежливости и живут вместе, помогают один другому, сочувствуют… Это же так важно – сочувствие и поддержка.

– И что? – тревожно спросил Астраханцев, понимая, насколько чуждо Любе все рациональное и практичное.

Ее женская природа поломала все эти хитрые построения разума. Поэтому она в таком отчаянье! Она плакала, когда он пришел, и до сих пор не справилась с собой.

– А то, что мне больно, – с надрывом подтвердила она его догадку. – Я не хочу замуж по расчету – пусть это и не тот расчет, который принято презирать… Я вдруг поняла, что если мы поженимся, в моей жизни уже не случится ничего настоящего! Ворота захлопнутся – и все. Это будет не брак, а ловушка! Можно развестись, если любовь прошла. Но ведь простые дружеские чувства не проходят просто так! И мы всегда будем ощущать ответственность друг за друга. Вы понимаете?!

Астраханцев обалдел от неожиданности. Она его отвергает! А он уже настроил планов, напридумывал всяких глупостей…

– Так, выходит, я вам не нравлюсь?! – воскликнул он с обидой в голосе. Обида была жгучей, как молодая крапива.

Ему хотелось бы ее скрыть, но не вышло: мужчины не умеют прятать обиду, нанесенную их самолюбию. Люба очень расстроилась, заметив, какое действие произвели ее слова.

– Вы мне нравитесь, Дима, нравитесь! Но ведь я готовилась к тому, что вы мне понравитесь! Я настраивалась на вас, я желала сделать вас счастливым, еще не представляя, как вы выглядите. Даже если мы поладим и сделаемся замечательной парой, которой станут все завидовать, эта искусственность всегда будет стоять между нами! Я не смогу быть счастливой с человеком, который сделал мне предложение из жалости.

– Да не из жалости!

– Ну, чтобы не загнуться от одиночества, какая разница.

– Подождите, Люба. – Астраханцев вознамерился вскочить и вывалить на нее всю правду. Но она схватила его руками за плечи и снова прижала к спинке дивана, причем с невероятной силой.