– И вы играли в таких кукол в Эрне?

– Прекратите насмешничать, сэр! Мне они вовсе ни к чему. Такие игрушки неминуемо ввергли бы меня в пучину отчаяния в пору траура. Но теперь мне нужно наверстывать упущенное. Ну вот мы и пришли…

Они остановились напротив двухэтажного дома с двумя большими витринами – в одной было вывешено платье и лежало несколько рулонов ткани.

– Я у модистки, – вздохнул Дрессер. – Мои флотские друзья в жизни бы не поверили…

– Новые впечатления расширяют наши горизонты. Если пообещаете примерно вести себя, я попрошу Мэри послать за элем – ведь вам придется меня дожидаться.

Дрессер взял ее за руку и поднес к губам затянутые в перчатку пальцы.

– Спасибо, Джорджия. Тогда обещаю быть очень, очень примерным.

Этот невинный жест, казалось, не должен был вызвать трепета в ее груди. Но как бы не так!..

Джорджия так увлеклась разглядыванием богатых тканей и эскизов платьев, что Дрессеру пришлось едва ли не силком увести ее из салона – нельзя было заставлять ждать леди Эрнескрофт. Леди Мейберри даже надулась, о чем потом немного сожалела. Однако какое право он имеет ею распоряжаться?

На причал Джорджия добиралась в портшезе, хмуро листая модный журнал. Опаздывать она никакого права не имела…

Матушка уже устроилась на суденышке и сурово взирала на дочь, но Джорджии было все равно. Впервые со дня смерти Дикона она ощутила себя свободной выбирать, чем себя развлечь и как долго отсутствовать. Перед тем как ступить на палубу, она помешкала, чтобы поблагодарить Дрессера:

– В качестве спутника вы выше всяческих похвал, милорд!

И она говорила совершенно искренне. Он помог ей избавиться от некоторых призраков прошлого, от давящих страхов…

– Я в вашем распоряжении в любой момент, покуда в Лондоне, леди Мейберри.

– И вы ничем не рискуете – ведь я-то буду в Хаммерсмите!

– Но я же буду там на балу.

– Я умираю от любопытства: так хочется увидеть вас при полном параде!

– Ну, довольно, – вмешалась графиня, – нам пора.

Джорджия, опираясь на руку лакея, ступила на палубу.

– Могу ли я рассчитывать на ваш присмотр и дружеские советы? – спросил Дрессер. Видя, что она колеблется, он прибавил: – В конце концов, мы же заключили сделку…

Он вновь бросал ей вызов, и она с опозданием вспомнила кое-какие моменты сегодняшнего дня. Как они бежали по парку и тот поцелуй…

– Фэнси Фри будет свободна, – шепнула Джорджия матери, усаживаясь с ней рядом. – Я выполню свой долг.

Судно уже отчаливало от берега, как Джорджия вдруг кое о чем вспомнила:

– Дрессер! А вы танцевать умеете?

Дрессер криво улыбнулся:

– Не стоит беспокоиться, право слово! Хорнпайп[3]я танцую отменно. – И он изобразил несколько забавных па.

– Хорнпайп? – Леди Мейберри уставилась на него во все глаза.

– Уверена, он сможет с грехом пополам станцевать и что-нибудь другое, дитя мое. – Леди Эрнескрофт с легким удивлением взглянула на дочь. – Похоже, вы с лордом Дрессером стали приятелями?

– Я всего лишь выполняла свой долг, матушка, и получила ни с чем не сравнимое наслаждение, выбирая для него костюм, – едко сказала Джорджия. – Да и эту пляску я надолго запомню.

– Но он все же не безнадежный дикарь. Напиши ему и порекомендуй хорошего учителя танцев. Как все прошло у Парджетера?

– Сносно. Правда, внутрь меня не пустили. Кстати, я видела там старый костюм Ашарда. Когда он появился в нем, я подумала, что этот синий цвет для него чуть темноват.

– Однако не все же время вы были у Парджетера? – нахмурилась мать.

Джорджии этот допрос пришелся не по вкусу, но бунтовать сейчас было бы недальновидно.

– Мы немного прогулялись по Грин-парку, а потом лорд Дрессер сопроводил меня в лавку модистки. Он был необычайно любезен.

– А как же его увечье? Вы, похоже, прекрасно поладили, и ты уже не боишься…

– Я вовсе перестала обращать внимание на его шрам, – сказала Джорджия, надеясь, что это сущая правда. – А вам известно, матушка, что он был единственным ребенком в семье и теперь круглый сирота? Интересно, каковы его родственники?

– Похоже, у него их не осталось. Ведь родители Седрика Дрейсона, его кузена, тоже умерли, и он тоже был единственным ребенком.

– Господи, какая печальная картина, будто злой рок над семейством. Неужели какие-то наследственные немощи?

– Родители Седрика Дрейсона утонули в море по дороге из Голландии около восьми лет назад. О кораблекрушении, в котором погибла «Веселая Бесс», тогда много говорили.

– А что стряслось с родителями нынешнего лорда Дрессера?

– Наверное, тоже что-то связанное с морем… Да ты сама его спроси.

– Нет-нет. Это просто праздное любопытство. Как ваши политические достижения, матушка?

– Похоже, неразбериха вскоре закончится. Возможно, на балу у Уинифред удастся положить конец распрям. Хорошо, что можно использовать бал в честь твоего возвращения в свет в качестве предлога…

– Что ж, послужить предлогом в таком деле – немалая честь для меня.

Если слова дочери и прозвучали суховато, леди Эрнескрофт предпочла этого не заметить.

Почему, гадала Джорджия, если королева столь искусна в политических интригах, у женщин так мало власти в этом мире? Она подозревала втайне, что матушка куда более хитрый политик, чем отец, однако добиться чего-либо мать могла, лишь используя его влияние.

Джорджия вспоминала, что несколько раз, когда сама была заинтересована в принятии того или иного закона, убеждала Дикона проголосовать за него в парламенте. Если бы могла лично присутствовать там – о, она произнесла бы яркую речь! Да что там, если не ее красноречие, то очарование могло бы способствовать благоприятному решению.

Единственно ради шутки Джорджия спросила у матери:

– Как ты полагаешь, женщины смогут когда-нибудь заседать в парламенте?

– Заседать в парламенте? – изумилась мать. – И выставлять свою кандидатуру на выборы? Нет, это решительно невозможно, к тому же мужчины никогда не проголосовали бы за женщину.

– Вот если бы у женщин было право голоса.

– Полно вздор молоть, Джорджия! У женщин хватает забот с домом и детьми. У мужчин куда больше времени, которое они с успехом посвящают речам и переговорам. Правда, далеко не всегда можно полагаться на их здравый смысл…

Джорджия едва подавила смешок, понимая, что именно этим объясняется столь неусыпный контроль, осуществляемый леди Эрнескрофт над политическими делами супруга. Какой интересный оборот принимала их беседа!