– Сейчас бы морсик, кисленький и холодный.

Тут я с ним согласен.

Набираю на телефоне Надежду Борисовну, которая у Сергея верховодит кухней, и прошу приготовить морс для меня и парней и принести на террасу.

После морса жить становится легче. Мы обсуждаем планы на вечер, как вдруг Макс толкает меня локтем в бок и говорит:

– Кир, у меня галлюцинация или это Новикова?

Поворачиваюсь в ту сторону, куда смотрит он, и понимаю, что у меня тоже галлюцинация. По аллее из сада к дому идет Лена. На ней короткий голубой топ, который оставляет открытым живот, и джинсовые шорты, которые едва прикрывают задницу. Мне хочется протереть глаза и, посмотрев снова, обнаружить, что почудилось. Но тогда чудится всем троим, потому что Никита тоже мычит:

– Точно она.

Девочка-виденье тем временем приближается и, заметив нас, расплывается в улыбке. Но она, ее улыбка, какая-то кровожадная.

Никита отмирает первым и, слетев с террасы, преграждает девчонке дорогу:

– Ты откуда здесь?

Лена продолжая улыбаться, похлопывает его тонкой ладошкой по плечу:

– Никита, мальчик мой, ты, что так всполошился? Я здесь живу, – и добавляет через паузу, – С Кириллом. Он разве не сказал? Какой хулиган!

Парни, потеряв дар речи, вопросительно смотрят на меня. А я вообще ничего не понимаю.

В этот момент из дома выходит Сергей и Еленке надоедает паясничать. Она загораживает дорогу дяде и переключается на него:

– Не так быстро, дорогой Сергей Владимирович.

– Что случилось, Лена? – он косится на меня и парней, наверное, помнит про лицей.

– У меня сегодня тренировка. Меня заберет дядя Лешечка и привезет назад. От Вас требуется всего ничего – сказать своей бдительной охране, чтобы она меня выпустила, потому что вчера они меня не пустили погулять по поселку.

Дядя задумывается, потом отвечает:

– Хорошо, но на тренировку и обратно.

– На этот счет, можете не переживать – у дяди Лешечки не пошатаешься.

– А почему он тебя заберет и привезет? Это может сделать и водитель?

– Потому что он меня и тренирует.

Сергей бросает удивленный взгляд на девочку и интересуется:

– Чем же ты занимаешься?

– Контактными единоборствами.

Дядя уходит, Новикова остается.

Я встаю и чувствую себя идиотом.

– Что происходит, а? – обращаюсь к ней.

Лена решает меня пожалеть:

– Не бойся, Гордеев. Просто Сергей Владимирович – папа моего братика и, видимо, решил обзавестись большой и дружной семьей.

После этой новости она просачивается мимо Никиты и уходит в дом.

Если она не шутит, то мне с ней придется целый месяц жить под одной крышей? Нет, только не это.

Дина

Меня и Матвея оставляют в клинике на две недели, к концу которых ребенок поправляется. Только одно это меня и радует.

Потому что все остальное оптимизма не внушает. Я созвонилась с Рамосом и соврала ему, что все в порядке. Варгос и его люди вернулись в Колумбию. Придумать что-нибудь, что могло поставить на место Давлатова, у меня не было возможности. Все мои мысли были заняты сыном и ни о чем другом я просто не могла думать. Слишком сильно испугалась за жизнь ребенка.

Хочу ли я жить с Сергеем? Нет, я ему не доверяю. Но как развернуть ситуацию в свою пользу теперь? Я пока не представляю.

К тому же Сергей уже перевез к себе Лену. Не знаю, как быть, не знаю, чего ждать.

Наконец наступил день выписки. За нами приехал Воропаев. Биг-босс оказался занят. Но может, это не плохо я побуду одна и немного приду в себя.

Мы приезжаем в особняк. Я не была здесь два с половиной года. Даже дольше. И первый, кого я вижу – это Кирилл Гордеев. Ой, а здесь же Лена!

Он сидит на террасе, видит меня и Матвея, чуть хмурится. Когда я подхожу ближе, здоровается и спрашивает:

– И надолго вы к нам?

Я не думаю, что я должна ему что-то объяснять. Мне кажется, что по этому вопросу ему лучше пообщаться с Сергеем.

– Я должна перед тобой отчитаться?

Он хмурится еще сильнее.

– Нет.

Разговор не заладился. Мы заходим в дом. Нам навстречу несется Лена.

– Мамочка! Матвей! Я соскучилась, соскучилась, – и бросается сначала мне на шею, потом начинает тискать Матвея как плюшевую игрушку.

Ей быстро приходит в голову идея, как развлечься:

– Мы на качели, – и, подхватив брата, уносится на улицу.

– Я покажу Вашу комнату и комнату мальчика, – обращается ко мне Воропаев.

Видно, что он тоже не в своей тарелке.

Он показывает мне комнату Матвея и спальню Сергея.

И что все это значит? Что мы будем жить в одной комнате? Мило, Сережа, мило.

Но Воропаеву я ничего не говорю, он оставляет меня одну. Надо принять душ, но сначала придется выйти на улицу и посмотреть, чем занимаются Лена с Матвеем, да и Кирилл.

Выхожу в сад, Лена и Матвей играют в догонялки, а Кирилл, развалившись в кресле, за ними наблюдает.

Когда он меня замечает, то разводит руками и с сарказмом произносит:

– Не волнуйтесь, у нас перемирие.

Устраиваюсь на новом месте, вожусь с Леной и Матвеем. Давлатов не напоминает о себе весь день. Вечером, уложив Матвея и пожелав спокойной ночи Еленке, отправляюсь в спальню Сергея. Я чувствую в этом месте дискомфорт, но смысла в том, чтобы схватить чемодан и перебраться в какую-нибудь гостевую комнату, не вижу. Надев летнюю пижаму из шорт и топика, ложусь в кровать, но уснуть не могу. Проворочавшись полчаса, слышу звук шагов в коридоре. Сначала я слышу, как открывается дверь в соседней комнате, в которой теперь живет Матвей, потом как закрывается. Звук шагов приближается к двери спальни, где затаилась я.

Сергей заходит в комнату и раздается щелчок замка – он запер дверь.

– Не притворяйся, что спишь, – он не включает свет.

В темноте раздается шуршание одежды. Я вижу лишь очертания его фигуры. Затем он ложится на кровать, сбрасывает с меня одеяло, нависает надо мной и недовольно высказывается:

– Зачем ты нацепила эти тряпки? Ты ведь не думаешь, что у нас будут чисто платонические отношения?

Я ощущаю его тело на себе. Он полностью обнажен и начинает стягивать с меня пижаму. Это ему удается без проблем.

А потом.… Потом наступает ночь. Оказывается, ночи бывают очень длинными. Мой любовник ненасытен. А я не знаю возможностей собственного тела. Вообще не думала, что меня можно так.… Под утро уже начинает внутри все саднить. Но все равно от каждого его прикосновения тело сотрясает еле заметная дрожь удовольствия.