– И где же справедливость, твою мать? – высказался на этот счет Коля Алексашин.

– На начало войны я оттрубил три года на кораблях, плюс четыре – фронт, а теперь служить еще два. С какого хера?

– Мужиков здорово повыбило, а бабы не успели нарожать, вот тебе и вся политика, – ухмыльнулся Сашка Кацнельсон. – Мне еще тоже год остался.

Вонлярский с Морозовым на этот счет не беспокоились. Дим собирался вернуться в училище и получить лейтенантские погоны, а у Петра врачи обнаружили туберкулез, ему предстояла отправка на родину с последующим лечением.

Свободного времени стало много, а обстановка, как говорят, «благоприятствовала». Раскинувшийся в предгорьях Штирийских Альп Шопрон впечатлял прозрачным озером Нойзидлерзее, старинной городской архитектурой, а также зеленеющими на склонах виноградными плантациями и садами с обильным урожаем. Изголодавшиеся по витаминам ребята с удовольствием щипали ягоды и поглощали фрукты, а по вечерам, покинув обрыдшую казарму, отправлялись прошвырнуться по городским улицам.

В один из таких дней возник повод выпить. Утром Петра вызвали в штаб, откуда он вернулся слегка обалдевшим.

– Вот, – разжал смуглый кулак, в котором блестела золотая звезда Героя. – Вручили за форсирование Днестровского лимана в сорок четвертом.

Присутствовавшие при этом Дим и Сашка Вишневский искренне поздравили друга.

– Ну, теперь в Одессе все девчата твои! – хлопнул Петьку по плечу Дим, а Сашка предложил отметить столь знаковое событие.

Сказано – сделано. После ужина, отутюжив клеша и надраив ваксой ботинки, вся троица принарядилась и двинула в город, подыскать достойное место. Такое нашлось на одной из тихих, затененных каштанами улиц, в небольшом уютном ресторанчике. Он был наполовину пуст, а на импровизированной сцене пели флейта, скрипка и аккордеон, бодро исполняя венгерский чардаш.

– Самое то, – обозрев пространство, сказал Сашка, после чего моряки расположились за одним из столиков.

Высящийся за стойкой, похожий на бульдога хозяин что-то буркнул официанту (тот подлетел к гостям), и вскоре перед ними аппетитно дымился гуляш, блестела слезой брынза с зеленью, а в центре рубиново искрился литр «мушкотая»[78] в запотевшей бутыли.

Первый стакан подняли в честь Петра, пожелав ему хорошего здоровья, а второй махнули за Победу, к которой так долго шли и все еще не могли привыкнуть.

Затем отдали дань закускам. Гуляш был выше всяких похвал: мясо с паприкой и чесноком распаляли жажду, брынза таяла во рту, зелень дополняла вкусовую гамму.

– А теперь за тех, кто в море! – провозгласил очередной тост Дим, после чего стаканы в очередной раз сдвинулись, им в унисон звякнули медали.

После того, как бутыль опустела, заказали еще одну, теперь с белым «шардоне», а к нему жареную кефаль и оливки. Когда за окном засинел вечер, в ресторанчик ввалилась веселая компания мадьяр и заняла соседний столик. Новым гостям хозяин был явно рад и стал обслуживать их лично, а музыканты принялись исполнять заказанную гостями музыку.

– Ну что, возьмем с собой еще одну и в часть? – взглянули Петька с Санькой на Дима.

– Возьмем, – согласился тот, вслед за чем подозвал ресторатора и, сказав «бор»[79], поднял для убедительности палец.

– Нич бор, – скривил тот губы, вызывающе вздернув подбородок.

– Как нет? А для этих? – кивнул старшина в сторону мадьяр, затянувших песню.

В ответ хозяин указал рукой на дверь, прошипел «руссише швай» и – сшибая по пути стулья, кубарем покатился к стойке. Компания мадьяр завопив вскочила, мелодия оборвалась на высокой ноте.

– Всем тихо! – блеснули вороненые стволы в руках Петьки с Сашкой, после чего вверх поднялась дюжина рук, включая музыкантов.

– Пошли отсюда, – харкнул на пол Сашка, и моряки, швырнув на стол несколько купюр, направились к выходу.

А когда поравнялись со стойкой, пришедший в себя хозяин выхватил из-под нее небольшой с металлическими уголками саквояж и попытался садануть Дима по голове. Но не тут-то было.

Левой рукой старшина вырвал орудие нападения, а правой дал тому в лоб. На этот раз ресторатор снес стойку.

Выйдя наружу и глотнув свежего воздуха, моряки допетрили, что пересолили, в связи с чем решили делать ноги. А для этого разойтись веером и прибыть в часть окольными путями.

Петька с Сашкой исчезли в одном переулке, а Дим вразвалку направился в другой, где у встретившегося фонаря обнаружил в руке вырванный саквояж. Он хотел его швырнуть в сторону, но не успел. Сзади набегала толпа венгров с явно недружескими намерениями. Впереди, топая по-слоновьи, с топором в руке в руке пыхтел хозяин заведения.

– Ну, держись, суки, – скрипнул зубами старшина и рванул из кармана парабеллум.

Двух выстрелов поверх голов было достаточно, чтобы герои разбежались, а он свернул за угол и прибавил ходу. Между тем мушкотай с шардоне делали свое дело. Ноги у старшины стали заплетаться, навалилась усталость, и Дим решил немного передохнуть на свежем воздухе.

Узрев в свете луны возникшую меж домов каменную ограду, он из последних сил махнул через нее и оказался в старом саду, душисто пахнущем ночной сыростью. Забросив в кусты никчемный саквояж, Дим улегся под раскидистым деревом на траву, после чего сад огласился богатырским храпом.

Проснулся старшина от боли в кистях рук и, перевернувшись на бок, попытался подняться. В следующий момент, его сгребли под микитки, и перед ним возник пехотный капитан, а по бокам два держащих моряка под локти солдата.

– Так значит, грабим потихоньку? – скривил губы капитан и ткнул в лицо Диму открытый саквояж, набитый разноцветными кредитками.

– В морду одному венгру дал, – взглянул на офицера исподлобья Дим. – А грабежа никакого не было.

– Не было говоришь? – щелкнул застежкой офицер и приказал бойцам: Ведите!

– Давай топай, – сделал шаг в сторону один, передернув затвор автомата.

Как оказалось, «отдыхал» моряк на территории особняка, в котором находился отдел контрразведки Смерш армейского корпуса.

В ходе последующего общения в помещении дежурного задержанный рассказал капитану все, что случилось накануне, не упоминая других участников, после чего тот немного подобрел.

– Судя по наградам, парень ты лихой, – кивнул на форменку Дима, – а поскольку разной хренью мы не занимаемся, передам-ка я тебя в гарнизонную комендатуру.

После чего вызвал конвой, и старшину отправили по принадлежности.

А там уже лежали заявления потерпевших. Мол, учинил в ресторане дебош и отобрал у хозяина крупную сумму, а затем едва всех не перестрелял. Просим наказать и все такое.