– Давай, давай ходу курва! – стал пинать меня лейтенант сапогом в спину.

Обливаясь потом, я заработал рычагами, дергая машину вправо-влево, и тут нам впечатали снаряд в башню. Машину тряхнуло, в морды нам секануло стальной крошкой, после чего все стихло. Через пару минут, кашляя и матерясь, мы оклемались. Я, утерев морду от крови, стал запускать двигатель – ни в какую.

– Спокойно, спокойно, Васек, – прохрипел командир, сделали вторую попытку – результат тот же.

– Ну, все, – пробасил сзади башнер[75], – сейчас они наведут нам решку.

И точно. Вскоре со стороны немцев показался ихний «Т-3»[76], давший по нам пару выстрелов. Броня выдержала.

Затем рядом с ним возник тягач, после чего обе машины покатили к низине.

– Так, слушать меня! – оторвался от перископа лейтенант. – Судя по всему, фрицы считают нас убитыми. Подпустим вплотную и откроем огонь. По моей команде.

А эта шобла между тем приближалась.

«Т-3» лязгал гусеницами впереди, тягач шел с отставанием и чуть правее.

– Хреново, если «панцер» зайдет к нам сбоку и лупанет в борт, – забеспокоился стрелок-радист. – Там броня точно не выдержит.

– Всем молчать! – рыкнул Петрович. – Ждать команды.

Сбоку заходить никто не стал (машины остановились в десятке метров напротив), башенный люк танка откинулся, и на кромку уселся фашист в пилотке и закурил сигарету.

Из тягача неспешно выбрались еще трое, стащили с него буксирный трос и поволокли к «тридцатьчетверке».

– Сидеть тихо, – прошипел командир. – Пусть крепят.

Оживленно переговариваясь, солдаты влезли в грязь, зацепили буксир за рым, после чего вернулись, и один махнул рукою водителю тягача. Тот врубил скорость (канат натянулся), потом прибавил обороты, и танк потихоньку двинулся вперед, освобождаясь от топи. А как только оказались на сухом, лейтенант скомандовал «Огонь!», и наводчик впечатал бронебойный под срез башни «панцера». Ее раскололо как орех, немец тут же загорелся, а я по ходу движения (тягач все еще полз) опять надавил стартер, и на этот раз получилось.

Танк ожил, взревел двигателем, Петрович завопил «Дави!», и мы прыгнули на тягач, как кобель на суку.

Под днищем хрупнуло, машину колыхнуло, и через минуту, объезжая злосчастную низину, мы на полном ходу рванули к своим.

Когда немцы опомнились и стали садить нам вслед из пушек, было уже поздно. Машина вышла из сектора обстрела. Вот такая была у нас история, – закончил Васька, снова потянувшись к фляжке.

– Как, Петрович, ничего не свистнул? – набулькал всем по четверть кружки.

– Да вроде нет, – тряхнул чубом старший лейтенант. – Только сапогом, Вася, тебя пинал не я, а башнер. Советскому офицеру это негоже.

После этих слов вся компании дружно заржала и, сдвинув кружки, выпила за танкистов.

– Ну и как командование оценило вашу разведку боем? – шумно выдохнув, занюхал корочкой хлеба водку Петро.

– Командиру «звездочку», нам всем по «Отваге», – ткнул в одну из своих медалей пальцем сержант. – А еще была заметка в армейской газете, только мы ее искурили.

– Не мы, а ты, – снова поправил Василия командир, что вызвало новый приступ смеха.

А в высокой синеве над ними плыли легкие облака, где-то в лесу считала года кукушка.

Ночью бригаду подняли по тревоге. Дежурный радист принял сообщение о падении Берлина и капитуляции фашистской Германии.

– …а-а-а!! – ликовал разбуженный город, и в небо уносились тысячи огненных трасс.

Наступила долгожданная Победа. Но не для всех.

Над Москвой уже с неделю как отгремели праздничные залпы, страна ликовала и чествовала героев, а морпехи вели тяжелейшие бои у чешского города Яромержец со рвущейся на запад крупной немецкой группировкой.

Отборные, не желающие сдаваться в плен русским гитлеровские вояки под командованием фельдмаршала Шерера рвались в зону союзников. Но были остановлены срочно переброшенной им навстречу дважды Краснознаменной, ордена Суворова Новороссийско-Дунайской 83-ей отдельной бригадой Краснознаменного Черноморского флота.

В конце концов, фанатики не прошли…

Расстреляв в течение суточного боя все боеприпасы, они свалили в огромные кучи оружие со снаряжением и, подняв на палки белые лоскуты, длиннющей колонной побрели навстречу своей, теперь уже послевоенной судьбе…

Однако воцарившая над полем сражения тишина продержалась недолго. Ее снова взорвали беспорядочная пальба из всех стволов и калибров.

Это салютовала Победе Его Величество Морская пехота.

…На закате того незабываемого дня Дим Вонлярский, Петя Морозов и еще несколько ребят из разведроты, вольготно расположились в посадках кукурузы.

Они пили водку, беззаботно смеялись и разом, перебивая друг друга, о чем-то говорили. А потом, когда отойдя от радости, немного успокоились и приумолкли, Петька вдруг произнес нечто странное:

– Мы еще будем жалеть, что все кончилось.

Отходя после войны, мир приходил в равновесие. Америка считала полученные от нее прибыли и жировала, Европа зализывала раны, а в лежавшую в развалинах Россию шли эшелоны с демобилизованными солдатами.

Дважды Краснознаменная, ордена Суворова, Новороссийско-Дунайская 83-я отдельная бригада морской пехоты Краснознаменного Черноморского флота была отведена в небольшой венгерский городок Шопрон и находилась в стадии расформирования. Те из матросов и старшин, кто по состоянию на июнь 1941-го отслужил пять лет, отправлялись в запас, остальным (фронт не учитывался) предстояло «огребать полундру»[77] дальше.