Она открыла чердачное оконце. Напротив у Куликова, этого неудачника с его чесоточными собачками, еще горел свет.

— Охотник на мелкую и крупную дичь! Тоже мне! На вшей ему охотиться, больше он ни на что не годен! — прошипела Кора.

Куликов показался за стеклянной дверью магазина, низко поклонился и распахнул дверь пошире. Из магазина вышел Болленштиль, неся под мышкой объемистый бесформенный пакет. Не успел он ступить на тротуар, как из окна серебристого автомобиля, припаркованного у края поребрика, бросилось на него что-то ярко-голубое. Оно начало рвать в клочья коричневую оберточную бумагу, из-под которой показался кое-как завернутый в нее трансмазурский волк из магазина Куликова.

— Дэзи, злая собачка! — закричал Болленштиль, но было уже поздно.

Дэзи вовсю пользовалась возможностью показать своему дальнему родственнику, который был раз в двадцать больше ее, кому в доме Болленштиля принадлежит первое слово.

Лицо Коры в чердачном окошке исказила злорадная усмешка. Правильно, правильно, милая собачечка, подумала она. Покрепче сжимай зубки, а попутно укуси-ка этого Болленштиля разок-другой, ладно?

Но Дэзи, быстренько показав беззащитному волку, где раки зимуют, поскорее удалилась обратно под защиту лимузина.

Болленштиль сунул волка обратно в руки Куликову.

— Халтурно запаковали! Придется вам теперь над ним потрудиться, лентяй!

Гомецингер тихонько посмеивался в кулачок, сидя за рулем. Так ему и надо, этому Куликову.

— А что касается вас, Гомецингер, — если вы еще хоть раз оставите Дэзечку без присмотра и выпустите ее на улицу, то считайте, что лишились работы, дома и вообще всего! — Болленштиль захлопнул за собой дверцу машины. — Домой, быстро! Я устал, а завтра устраиваю большое представление на моей вилле.

— Альбертина! — громко сказала Клара. — Подъем!

Альбертина вскочила. Она протерла глаза и облегченно вздохнула: вся банда была на месте. На этой вилле, где сон и реальность так тесно переплетаются, приходится быть настороже.

— Если ты всегда так шумишь, когда тебе что-то снится, то тогда мне нужна собственная комната, — сказала Клара.

— Места на вилле достаточно, — засмеялась Альбертина и еще раз блаженно потянулась. — Сначала мы позавтракаем, то есть я позавтракаю. — Она до сих пор никак не могла привыкнуть к тому, что люди из снов ничего не едят, если только речь в том сне, из которого они пришли, не шла о еде.

В холле ее уже поджидал месье Флип. Как только Альбертина вместе с друзьями появилась на лестнице, он подтолкнул носорога с оркестром на спине. Скрипя и громыхая, серо-коричневое животное затопало вперед. Деревянные музыканты старались изо всех сил, фальшиво играя один туш за другим.

— Нижайше прошу новую владелицу Вюншельберга подойти к церемониймейстеру, месье Флипу! — прокричал дворецкий.

Отзвучал последний туш, и Флип, словно дервиш, трижды обернулся кругом. На третий раз в воздухе развернулась черная сверкающая ткань. Флип подбросил ее высоко вверх, и, словно звездный дождь, бывшая сценическая мантия Лиззи опустилась на Альбертину. Плащ лег ей на плечи, словно был сшит специально для нее.

Месье Флип трудился над ним почти всю ночь: кроил, наметывал, шил. Только на рассвете мантия была готова, теперь она подходила только Альбертине.

— Угодно ли вам, Альбертине Шульце, вступить во владение наследством вашей покойной двоюродной бабушки, хранить и почитать чудеса этого дома?

Негромкое «Да!» прозвучало в ответ, и Альбертина подняла обе руки.

Венок из звезд на ее мантии сиял таким светом, какого Флип не видел уже много лет. Да, подумал он, точно такой же огонь исходил тогда от Лиззи. Он захлопал в ладоши. Словно бушевание карманного торнадо, загремели аплодисменты.

Это клетчатые поддержали всеобщее ликование.

Внезапно на весь холл загремел львиный рык.

— Кто бы это мог быть? — удивилась Альбертина.

— В лучшем случае какая-нибудь продуктовая автолавка заблудилась, — сказал месье Флип.

Отто заглянул в маленькое окошечко на дверях.

— Какой-то толстяк с голой собачкой, — тихонько сказал он остальным.

Клара оттолкнула Отто в сторону и посмотрела тоже.

— Это — тот самый дядька, который всем вчера запрещал давать вам продукты в долг, мисьо Флип. Мы сами слышали.

Теперь понятно, почему я ни в одном магазине ничего не мог получить, подумал дворецкий, повернулся кругом — и уже стоял перед ребятами в мундире наполеоновской гвардии.

— Это наверняка Фриденсрайх Болленштиль. В общем и целом, а также в мелочах и частностях ничего хорошего сие для нас не означает. — Он трижды глубоко вдохнул и выдохнул, сжал кисти рук, а потом быстро расправил пальцы, так что каждый палец громко хрустнул.

Пауле, сгорая от любопытства, отодвинул Клару от смотрового окошка.

— У него еще чемодан в руках.

— Он уже несколько месяцев подряд пытается прибрать виллу к рукам. По его проекту тут должны быть автобан и бензозаправка. Его бензозаправка, разумеется! — Флип откашлялся и самым что ни на есть солидным тоном произнес: — Простите, кто там?

— Фриденсрайх Болленштиль. Эй вы, комедиант несчастный, быстро откройте дверь!

Месье Флип взглянул на Альбертину. Она кивнула ему, и он открыл дверь. Болленштиль ворвался в холл, не удостоив месье Флипа даже взглядом, и поднял вверх чемодан.

— Ты знаешь, что там? — пролаял господин Болленштиль и мрачно посмотрел на Альбертину.

Альбертина скрестила руки на груди и посмотрела на него не менее мрачно.

— Неужели миллион? — сказала она с вызовом.

— Или завтрак для Альбертины? — Отто, Клара и Пауле встали за спиной у Альбертины и точно так же скрестили руки. Уж они покажут этому толстому дядьке, как связываться с бандой клетчатых!

— Если вам по вкусу долговые расписки и неоплаченные счета, тогда, пожалуйста, можете ими завтракать, — нагло расхохотался господин Болленштиль и откинул крышку чемодана. Оттуда хлынул ворох бумажек. — Хочу довести до твоего сведения несколько фактов. Во-первых: ты — банкрот. Во-вторых, я велел отключить у тебя воду, свет и вообще все. В-третьих: кредита ты больше нигде не получишь. В-четвертых: я переписал на себя все долги, которые понаделали эта попрыгушка Лиззи и вот этот человечишка. В-пятых: это стоило мне немало, можно сказать — целое состояние. В-шестых: исчезни отсюда, это мое последнее требование. В-седьмых: у тебя сорок восемь часов сроку, и либо ты оплатишь все долги, либо вилла переходит в мою собственность. И наконец, восьмое: надеюсь, мы никогда больше не увидимся! Никто не решался вымолвить ни слова. Альбертина подошла к чемодану и выхватила какую-то долговую расписку.