Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы сидели на кухне позади магазинчика. Кухня была маленькой и жаркой, в ней витал запах печёных яблок. Подоконник был заставлен ящиками с растущими в них помидорами, и, кроме того, на нём поместились ещё пять банок земляничного варенья, крышки которых были накрыты симпатичными салфетками в красно-белую клетку.
– Мы слышали, как приехала «Скорая помощь», – продолжила миссис Джексон, наклоняясь, чтобы проверить пирог. Когда она открыла дверцу духовки, меня окатило резкой волной жара и мои глаза начали слезиться. Миссис Джексон встревоженно посмотрела на меня. – Для тебя, наверное, было ужасным шоком, Бекки, видеть свою маму в таком состоянии. Ты уверена, что с тобой всё хорошо? Я знаю, как это бывает тяжело – например, когда мой старик болеет.
– Всё хорошо, – ответила я. – Правда. Мама рада вернуться домой, а Стелла помогает нам с делами.
Мама вначале действительно была рада вернуться домой. В первый вечер она приложила усилия к тому, чтобы не лечь в постель прямо сейчас, и мы славно поужинали вместе. Она даже пообещала прийти на крестины Альберта, когда миссис Джексон занесла нам булочки. Но на следующее утро настроение у мамы снова упало, и вытащить её из постели оказалось тяжело.
Следующие несколько дней она в основном спала, а когда ухитрялась встать, то интересовалась, похоже, только пазлом. Она часами сидела за столом, держа в руке один крошечный кусочек и перенося его с места на место, чтобы понять, где он должен располагаться. Она сказала, что это помогает ей отвлечься, но я начала задумываться: быть может, врач в больнице был прав и ей действительно нужно посетить психотерапевта?
Мак пару раз пытался связаться со мной, но я не могла найти в себе силы поговорить с ним или ходить на дальнейшие уроки плавания. Я даже не ходила в Сад Бабочек, чтобы повидаться с Розой-Мэй. Я слишком боялась оставлять маму одну. Я знала, что Роза-Мэй не поймёт меня и обидится. Я почти слышала в голове её голос, требовательно вопрошающий, где я была, но я ничего не могла поделать.
Дни ползли со скоростью улитки, было жарко и душно. Я постоянно ощущала напряжение, ожидая, что случится что-нибудь плохое. Мама как будто была здесь и одновременно не здесь; мне казалось, что я никогда не чувствовала себя настолько одинокой. По ночам я сидела в своей душной комнате и писала письма отцу. Я понятия не имела, где он сейчас и куда я могу отправить эти письма, но всё равно писала их. Они все слегка отличались одно от другого, но общий смысл был один и тот же:
Дорогой папа, это я, Бекки. Я знаю, что ты где-то пытаешься привести мир в порядок, но, пожалуйста, не мог бы ты ненадолго приехать домой и помочь мне привести в порядок мою маму…
По мере того как неделя подходила к концу, мама словно бы всё больше и больше погружалась в себя. Она как будто съёживалась под тяжестью тоски. Я делала всё, чтобы подбодрить её, но без малейшего успеха. Я разговаривала с ней, строила планы, пыталась вовлечь её в это всё, но она смотрела мимо меня, как будто меня здесь и вовсе не было. Я была готова признаться Стелле, что больше не справляюсь в одиночку, что мне нужна помощь… Когда наступил день крестин Альберта. И именно тогда всё изменилось разом.
Глава восемнадцатая
В день крестин Альберта исполнилось ровно пять недель с того момента, как мы переехали в Оукбридж. Я проснулась рано и лежала в постели, думая о Розе-Мэй. Я не видела её вот уже несколько дней, но чем дольше мы были в разлуке, тем сильнее я слышала, как она зовёт меня, как будто мы были соединены некой невидимой нитью и она тащила меня обратно в Сад Бабочек.
В моей комнате уже было слишком тепло. Я направилась в ванную и поплескала в лицо холодной водой. Это помогло, но всего на пару минут. По радио передавали, что сегодня ожидается температура выше тридцати пяти градусов Цельсия – самый жаркий день за этот год. Когда миссис Джексон приносила нам булочки, мама пообещала, что пойдёт на крестины, но, когда я вошла к ней в комнату, чтобы разбудить её, она даже не пошевелилась.
– У меня голова раскалывается, Бекки. Это началось ещё ночью, и сейчас мне ужасно плохо.
– Если у тебя болит голова, тебе нужно снова съездить в больницу, – напомнила я. – Ты же знаешь, что сказал врач.
Мама со стоном сползла чуть ниже по постели.
– Только не в больницу, пожалуйста. Я скоро буду в порядке. Я просто не выдержу всю эту церемонию крещения, вот и всё.
Я не хотела настаивать на своём – только не после прошлого раза. На самом деле мамино поведение меня не удивило. Она никогда не хотела ходить в церковь. Она сказала как-то, что потеряла веру много лет назад, – но это была ещё одна вещь, о которой она не любила говорить.
Крестины должны были начаться в половине двенадцатого, а потом в церковном зале должен был состояться обед. Я приняла душ и надела свой самый красивый наряд: тёмно-фиолетовый сарафан с такими же фиолетовыми туфлями без каблуков, а ещё – ожерелье, которое мама купила мне в тот день, когда они ездили со Стеллой в Фарнсбери. Времени оставалось немного, но я решила сбегать в Сад Бабочек, прежде чем идти в церковь. Я не могла больше ни дня выдержать, не повидав Розу-Мэй.
– Какой красивый сарафан! – сказала Мэгги, когда я добралась до Сада. – Идёшь на какой-нибудь праздник?
– На крестины внука миссис Джексон, Альберта.
– О, как славно, – произнесла Мэгги, хлопнув в ладоши. – Что ж, ты выглядишь очень хорошо, в самый раз для праздника!
Я улыбнулась, поблагодарила её, потом пробежала через маленький магазинчик в Сад. Джоан больше не утруждалась ставить мне штамп на руку. Я решила, что она просто занесла меня в список постоянных посетителей.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы найти Розу-Мэй. Её не было ни на мостике, ни в озере. Мне показалось, будто я увидела, как по ту сторону мостика промелькнул линялый голубой сарафан, но к тому времени, как я перешла через озеро, Розы-Мэй нигде не было видно. Я присела на минуту, чтобы перевести дыхание. Было невыносимо жарко, и я чувствовала, как мой сарафан прилипает к телу, словно растаявшая ириска. Я