— Знаю, и даже больше чем мне надо знать, — грустно ответил Блаженка. — Но вы-то читаете мысли, могли бы понять бабушек. Они это делают любя, по-доброму.

— Да, я мельком уже заметил, что ваша судьба здесь сложилась, я бы сказал, трагично, не по-доброму. Ваши любимые старушки вас покалечили в детстве, чтобы оставить у себя, — и это у вас называется добротой? — он даже несколько грубо произнес эту фразу.

— Да, да… Вы правы, конечно правы, — спокойно отреагировал Блаженка. — Но как знать, что тогда считалось добром и злом, когда бинтовали мне ногу. Может быть, в перспективе это и было добро. Тогда была такая суматоха, драка между всеми и против всех. Кем бы я был и где бы, не оставшись у бабушек в виде больного. Кто это может сказать?

— Вы все-таки хотите уйти туда к себе на север? — добавил Блаженка. — Там, я знаю, все не так.

— У меня там хоть что-то есть. А здесь я совсем чужой. Да и что мне здесь делать? Помогать вам по хозяйству? Я к этому совсем не приспособлен, — ответил он.

Блаженка осмотрел банки, стоящие на полках, выбрал две и, задув свечу, направился к выходу. Когда они оба оказались во дворе на ярком солнце, Блаженка протянул одну из банок ему:

— Вот возьмите, в дороге это поможет вам избавиться от голода. За калиткой идет тропинка, по ней вы к вечеру доберетесь до большой грунтовой дороги. А там редко, но все-таки ходят машины до нашего ближайшего городка. Это километров сто.

Блаженка протянул ему правую руку, и он ответил ему рукопожатием, которое вот уже несколько лет по гигиеническим соображениям было отменено постановлением «ОПРАВА».

Блаженка тихо произнес:

— Прощайте, добрый дезертир.

Вам пожелать хочу удачи

Там, где устроен странный мир,

Где все не так, где все иначе,

Там и война, как не война,

Любовь и верность ненадолго,

А дружба вовсе не нужна

И от поэтов нет там толка.

* * *

Когда машина остановилась на площади, он аккуратно стер себя из памяти шофера, который всю дорогу удивлялся странностям случайного пассажира — не разговаривает, внимательно следит за дорогой, не отвечает на простые вопросы.

Небольшой провинциальный городок был тих и невзрачен. По середине площади находился памятник Арсению и Агафье.

На бетонном основании стояли две обнаженные фигуры, держащие на вытянутых руках непропорционально уменьшенный вагон городского пумпеля. Некоторые места девушки и юноши были начищены до блеска. Видимо, местная молодежь имела здесь свои традиции. Площадь окружали дома различных стилей высотой от двух до четырех этажей. На одном из свежевыкрашенных зданий висело огромное, на два этажа табло, видимо, уже несколько лет мигавшее лозунгом: «Вперед навстречу». Буквы зажигались вразнобой, и прочесть эти два слова удавалось не сразу. Внизу под табло дергалась бегущая строка с местными новостями, прерываемыми температурой и давлением в различных шкалах.

Он огляделся, нужно было найти вокзал междугороднего пумпеля. Все здания на площади на вокзал явно не походили. Пришлось несколькими кругами побродить по городу, прежде чем он нашел этот вокзал, напоминавший скорее кинотеатр с колоннами, который он однажды видел на старой фотографии. Вокзал был практически пуст, не считая двух «СС», не спеша перебирающихся от одной урны к другой. Билетная касса была закрыта. Расписание висело в виде табло над кассой и мигало весьма беспорядочно. Разобрать что-либо на нем было невозможно. Рядом с кассой стоял обшарпанный терминал с темным экраном, на котором сиротой прилепилась записка: «Не работает».

Он уже более суток не спал, и где-то надо было хотя бы чуть-чуть отдохнуть. Можно, конечно, устроиться на вокзале на одной из грязных скамеек среди «CC».

— Эта крайность от него не уйдет, — подумал он и все-таки решил найти кого-либо и расспросить о расписании движения пумпеля и возможности где-то спокойно скоротать время. Пока он соображал как ему поступить, «СС» куда-то исчезли. И в небольшом зале он остался один. Снаружи начался осенний унылый дождь. Такие дожди, дожди, с мелкими монотонными каплями, могли идти сутками. Оглядев через открытую дверь мокрую улицу перед вокзалом, он передумал искать кого-то.

Оставалось лечь на скамейку и попытаться отдохнуть здесь.

Он очнулся от прикосновения твердой руки, которая активно трясла его за плечо:

— Вставайте, вам здесь нельзя, — хриплый шепот раздался над его ухом.

Над ним возвышался один из двух «СС», которого он видел в зале вокзала. Испуганное лицо «СС» выражало крайнее нетерпение и озабоченность:

— Вам здесь нельзя, дружище, вставайте быстрей, — возбужденно повторил «СС».

Обращение «дружище» вселяло некоторый оптимизм в происходящее событие, и он поднялся, сел на скамью, освобождаясь от короткого, но глубокого сна.

— Пойдемте, пойдемте, вы же тоже «дези», то есть, извините, дезертир. Вас же могут здесь «вычислить», — снова поторопил его «СС».

— Откуда вы взяли, что я дезертир? — спросил он, поднимаясь со скамьи.

— О! Дружище! Это же очень просто, — увлекая его за собой, «СС» продолжал шептать ему прямо в ухо: — Вы не местный, это факт. Город у нас маленький, вы, дружище, уже более полудня болтаетесь по центру, и вас уже определили как чужака.

— Да. Я приезжий, — ответил он тихо. — Я с севера по своим делам.

— Дружище, бросьте. Это даже не смешно. Не бойтесь, я вас не сдам. Я же тоже «дези».

Они уже вышли из вокзала и двигались по темным, сырым улочкам в неизвестном ему направлении. «СС» шел чуть сзади и направлял его легким подталкиванием руки. Он резко остановился и твердо заявил:

— А почему я должен вам верить?

«СС» наткнулся на него и от неожиданности не сразу ответил:

— А… действительно, я вам ничего не предъявил доказательного, кроме болтовни. Извините, дружище, я был не прав.

Свет дальнего фонаря слабо освещал две их темные фигуры. Дождь почти перестал, но мокрый, холодный туман пронизывал все тело, и ему хотелось скорее закончить эту странную ночную беседу.

— Или вы предъявляете доказательства. Или мы немедленно расстаемся, — раздраженно предложил он.

— Нам надо подойти к фонарю, здесь мало света для доказательств, — ответил «СС».

Он, пожав плечами, зашагал к фонарю, остановился под ним и обернулся в сторону «СС». «СС», запыхавшись, догнал его, стянул с себя мокрую куртку, свитер и показал левое плечо. Старая, рваная рана была хорошо видна в голубом свете. Она располагалась как раз в том месте, где обычно должен был находиться «ЧИП».

— Это меня так «крокодил», — прохрипел «СС» и добавил: — Сбежал я прямо из госпиталя, не долечившись.