Ну хорошо, а что делать потом, когда можно будет открыть дверь? Наверное, придется всплывать и сдаваться.

И тут меня озарило!..

То есть как сдаваться?! Ведь я же тайный агент секретной службы! Ведь у меня же есть пароль для связи с начальником питерской контрразведки!.. «Идиотка! – обругала я себя. – Зачем ты тогда убегала?!» Видимо, у меня уже в привычку вошло от всех удирать… И почему это самые умные мысли приходят в голову самыми последними?

Мне и нужно-то было всего-навсего потребовать от Молодцова, чтобы он доставил меня в питерскую контрразведку. Впрочем, это еще не поздно сделать.

Я мигом успокоилась и огляделась. Раз уж я под водой, надо хотя бы ознакомиться с подводной флорой и фауной.

Я прижалась носом к ветровому стеклу, словно к стеклу огромного аквариума. Но вода была такая грязная, что я ровным счетом ничего не увидела. Тогда я попробовала зажечь фары. И представьте себе, они зажглись. Теперь можно было кое-что разглядеть. Если, конечно, как следует приглядеться.

Я как следует пригляделась и увидела… катер. Да, да, затонувший катер. Он лежал на боку и был покрыт толстым слоем ила.

Я была бы не я, если б тут же не решила исследовать свою находку.

Набрав в легкие побольше воздуха и открыв дверцу (она без труда открылась), я выплыла из кабины. Несколько энергичных движений – и я у катера. Ухватившись за поручень, я стала продвигаться к корме, где увидела надпись «АННА», сделанную белой краской. Рядом с надписью я обнаружила большое отверстие.

Я заплыла в это отверстие и оказалась, по всей видимости, в кают-компании.

Под потолком плавал сломанный стул, еще какие-то предметы. А посредине каюты лежало несколько больших ящиков.

Сдерживать дыхание становилось все трудней. Я уже пару раз пустила пузыри. Надо срочно всплывать.

Я уже хотела покинуть катер, как вдруг увидела под иллюминатором… скелет. В свете фар уазика я смогла хорошо разглядеть утонувшего беднягу. Голый череп. Две дырки вместо глаз. То есть три. Ничего не понимаю. Я подплыла поближе и обнаружила, что третья дырка – пулевое отверстие.

Судьба подбрасывала мне очередную загадку.

Впрочем, я уже начинала к этому привыкать. Одной загадкой больше, одной меньше… Какая разница?

Сунув указательный палец в отверстие, я попыталась определить калибр пули. При моем прикосновении череп отвалился от туловища и поплыл вниз. Я его поймала и сунула в кожаную сумку, плавающую здесь же.

Воздуха в легких почти не осталось.

Быстро заработав руками и ногами, я выплыла из катера и рванула кверху. На свидание с Григорием Молодцовым.

Я, словно поплавок, вынырнула из воды, судорожно ловя ртом воздух.

– Вот она! Вот она! – послышались крики со всех сторон.

Я огляделась.

Обе набережные были забиты милицейскими машинами. На мосту толпились омоновцы с автоматами. В небе кружили два военных вертолета.

А ко мне несся скоростной катер.

На носу катера стоял Молодцов с мегафоном в руке.

– Сдавайся, Мухина! – кричал он в мегафон. – Ты окружена!

Меня прямо смех разобрал. Честное слово.

– А вот и не сдамся! – закричала я в ответ.

Катер сбросил скорость. В руке суперопера вместо мегафона появился пистолет-пулемет.

– Руки вверх, дорогуша! – приказал Молодцов.

Я демонстративно подняла руки вверх и стала погружаться в воду.

Два здоровенных оперативника мигом подхватили меня и втащили на палубу. Я как ни в чем не бывало, принялась выжимать волосы и куртку.

Мотор взревел. Катер полетел обратно к набережной.

– Ну что, Мухина, попалась?! – торжествовал суперопер.

– Да попалась, попалась…

– Отвечай, куда дела труп Немухина?!

– Съела.

На берегу нас поджидала куча снайперов. Все они целились в меня из снайперских винтовок.

– Сейчас тебя отвезут в Кресты, дорогуша, – с угрозой сказал Молодцов. – И там, в камере, ты сразу перестанешь шутить.

«Крестами» называется центральная тюрьма Петербурга.

– А я в камеру не тороплюсь. Мне еще с вами, Григорий Евграфыч, поговорить охота.

– А красной рыбы с черной икрой тебе не охота? – усмехнулся он, закуривая сигарету.

– Зря вы так, Молодцов, – холодно произнесла я. – Речь пойдет о безопасности нашей страны.

У суперопера даже сигарета изо рта вывалилась:

– О чем речь пойдет?!

– Когда все отойдут, я вам объясню. С глазу на глаз.

– Ладненько… Отойти всем на шесть метров, – распорядился Молодцов.

Снайперы отошли, продолжая держать меня под прицелом.

– Ну говори, Мухина.

Понизив голос, я сказал:

– Дело в том, Григорий Евграфыч, что я тайный агент секретной службы.

– Какой еще секретной службы?! – заорал Молодцов.

– Тихо! – прикрикнула я на него. – Чего вы орете?! Секретной службы России, конечно.

Суперопер несколько понизил голос:

– Если ты агент спецслужбы, то почему тогда от нас удирала?

Я сделала таинственное лицо.

– Так надо было, Григорий Евграфыч. Понятно? Так надо.

– Хм. – Он не знал, верить мне или нет. – И что дальше?

– Вы должны немедленно доставить меня к начальнику питерской контрразведки.

Молодцов поднял сигарету с земли и сунул ее обратно в рот. Покурил, раздумывая.

– Ладненько, – принял он наконец решение. – Поехали. Но гляди, дорогуша, попытаешься удрать – застрелю. Усекла?

– Усекла, усекла.

Мы сели в милицейскую машину.

– Заводи колымагу, – приказал Молодцов водителю. – И гони в Большой дом.

«Большим домом» в Питере называли здание на Литейном проспекте, где находилась служба безопасности.

Через десять минут мы были уже на месте.

Скоростной лифт в одно мгновение доставил нас на самый последний этаж. Коридор, поворот, коридор. И вот мы уже стоим у массивной двери с табличкой:

Начальник контрразведки

ЖЕРЕБЕЦ А.Л.

Молодцов робко постучал.

– Войдите, – раздался строгий голос.

Мы вошли в приемную. За столом сидел лощеный капитан, от которого за версту несло одеколоном «Пурпурная роза».

– Скажите, пожалуйста, генерал Жеребец у себя? – несмело обратился суперопер к капитану.