«Может, цель уже сломалась? – забеспокоился Михаил. – А я сижу перед ее изображением, как перед памятником. И веревка не дергается. Все, пора кончать. Результаты старта зафиксирую потом. Надо быстрее проверить, что с целью», – решил Михаил, вырубил аппаратуру и, чтобы бежать к Борису, сбросил с головы датчики с проводами.

Не успел. В дверном проеме возник Борис.

– Фу, черт, испугал, – Михаил снова сел за пульт. – Мы же договорились, если будет что-то нехорошее, дергаешь веревку. А ты? Так ведь можно жмуриком стать! Ну что там с тобой. Рассказывай. Получилось или нет? – стал нетерпеливо задавать вопросы Михаил.

– Подожди. Дай отдышаться, – просипел Борис. – Сейчас станет лучше. Еще чуть-чуть. Вот, немного отпустило. Теперь по порядку. На столе передо мной стоит бутылка. Ничего, связанного с бутылкой, я не чувствую. Она стоит и стоит. Никакого желания нет выпить то, что в нее налито, или из-за какой-то ненависти к ней разбить о стенку. Она стоит и пусть стоит. Столбы на улице тоже стоят. Ну и что?

– В какой-то момент ты, наверное, включил свою аппаратуру или что-то сделал, но я почувствовал, правда, совсем небольшой, но все же интерес к бутылке. Не к самой бутылке, а к ее содержимому. Коньяк в ней показался мне сначала каким-то неуютным, что ли, но это быстро трансформировалось в ощущение неприятности. Мне не понравился цвет. Темный цвет жидкости в бутылке. У меня он почему-то стал ассоциироваться с чем-то нехорошим, с какой-то опасностью. Теперь жидкость, которую я наблюдал в бутылке, стала мне угрожать. Причем не знаю каким образом – в голове, в желудке или в пятой точке, но постепенно угроза превращалась во что-то физически лишнее, от чего нужно скорее избавиться. И чем быстрее, тем лучше. Это лишнее в конце концов сформировалось в конкретное ощущение. Жидкость в бутылке страшно противная. К ней ни в коем случае нельзя прикасаться, а тем более пробовать. Понятие об этой самой противности в голове установилось без всякого контакта с жидкостью. Глазами я видел, что жидкость в бутылке просто грязная, протухшая (очевидно, пошли глюки) и даже с каким-то осадком. Такой она мне стала казаться. Осадок выделял пузырьки газа, которые поднимались по бутылке к горлышку и лопались. Вся картинка вдруг дополнилась запахом, который через стенки сосуда стал легко проникать наружу и усиливаться – от чуть заметного из-за присутствия каких-то неприятных флюидов до отвратительного ореола тухлятины. И, как апофеоз, все обратилось в омерзительную вонь. Язык стал ощущать все возрастающую горечь содержимого бутылки, как будто я его попробовал. Я его чувствовал, как если бы это дерьмо было уже во мне. Кишки, как в детстве, когда мама лечила их от неприятностей, стали заполняться жидкостью (глицериновой по ощущениям) типа касторки. В это время ты, Михаил, прибавлял, наверное, обороты своей пушки. От этого вся гадостная пакость стала на меня действовать в возрастающей динамике. В конце концов, меня стало тошнить. Впрочем, тяга вывернуться наизнанку почему-то сразу прекратилась, кроме все же небольшого рвотного рефлекса, который остался.

В этот момент Борька как-то странно икнул. Лицо его, как от какой-то очень большой натуги, стало пунцовым. Он зажал рот рукой и бросился в открытую на всякий случай дверь туалета, в зону действия унитаза. Минут через десять умытый и с почищенными зубами Борис вышел из ванны и сообщил, что эксперимент вполне, как он считает, заслуживает положительной оценки.

– Не открывая бутылки и, таким образом, не пробуя ее содержимого на вкус, удалось достигнуть насильственного рвотного рефлекса, – выдал резюме Борис. – Думаю, не имеет значения и вид жидкости в бутылке – качественная водка, коньяк или подпольная бормотуха. Все они выступают под общим названием «алкоголь». И под действием твоей, Мишка, установки алкоголь вызывает отвращение. Но для закрепления рвотного неприятия божественного напитка пациенту все же надо проводить несколько сеансов такого лечения. Сколько – не знаю. Определим опытным путем и без моего участия. Спасибо, с меня хватит, – как от хины сморщился Борис. – Дальше будем работать с профессиональными алкоголиками. Еще я думаю, что после окончания лечения рецепторы пациента только от одного вида или запаха алкоголя, а тем более если алкоголь попадет на язык, будут рефлекторно вызывать рвотные потуги. Но отвращение к спиртному – еще не все. Со мной стали твориться гораздо более страшные вещи, – продолжал Борис. – Кто-то стал пугать меня, эти страшилки были связаны с моим организмом. Сравнивались мои штатные экспонаты – сердце, легкие, печенка, селезенка, почки, мозги и так далее, с состоянием этих же составляющих тела человека у заслуженных народных алкашей. Дав возможность насмотреться на все это разложение, принялись за психику на тему, как эмоции могут довести до безумия. Для меня, словно в кинозале, был как будто проведен киносеанс, где на экране показали мои возможные переживания от различных нехороших событий, причиной которым стало отравление организма алкоголем:

1. Жена бросила мужа или он ее бросил. Ребенок ушел к кому-то из них одному. Тоска о ребенке.

2. Повесился сам. Что чувствуют близкие? Я реально переживаю, как будто я этот самый близкий.

3. По своей вине – выпил, попал в аварию. Как страшно и больно умирать на пустой дороге без всякой помощи.

– И во всем виноват алкоголь. Пить нельзя! Жить хорошо! Если пьешь – умрешь! Все это на уровне условных рефлексов вдалбливалось в подсознание. Такие вот пироги. Считаю, Михаил, что лечить алкашей твоей пушкой можно гораздо успешней, чем это делают сейчас в клиниках наши будущие конкуренты, – заключил Борис. – Теперь нужен опыт с сексом. Чтобы найти пациентку, мне необходимы день или два.

На следующий день Борис мысленно перебирал варианты возможных кандидатур на роль исполнительницы в спектакле с названием «Секс».

«Сейчас мы будем фиксировать только сам факт сексуального воздействия синтезатора на организм женщины. Сначала проведем эксперимент с нормальной девушкой, а потом, если получится, проверим на той, которую нужно лечить. Теперь надо представить себе все, что мы будем делать с пациенткой, и что для этого нужно, – задумался Борис. – Первое. В увеличенном виде фотографируем эрогенные зоны ее тела. Глядя на картинки, Михаил в соседней комнате будет себе точно представлять, какую точку тела девушки мысленным каналом нужно связывать с синтезатором. Этой точкой или участком тела, когда синтезатор заработает, девушка должна почувствовать эротический посыл со стороны практически не существующего виртуального мужчины – фантома. Второе. На основные эрогенные зоны тела девушки действуем как в жизни – последовательно, постепенно, плавно и все ниже и ниже от головы к ногам. Третье. Мысленный процесс интенсифицируем, поставив перед девушкой фотографию какого-нибудь голого сексапильного мужика. Нет, фотография плохо действует. Нужно что-то голографическое. Вот. Поместим бронзовую статуэтку Аполлона. Такую красоту видел вчера в антикварном магазине. Аполлон – это эталон мужского совершенства. Женщине переспать с таким эталоном – высшее наслаждение. Хотя, как посмотреть, а точнее куда. А как с этим «куда»? Ведь нужны еще размеры и активность того, что скрыто под фиговым листочком Аполлона. Этого никто точно не знает. Он же бронзовый, Аполлон. И листочек не приподнимается. А зачем приподнимать? Все, что под листочком, девушке покажет синтезатор. Ладно, с организацией процесса все. Ищем девушку. Конечно, ее можно снять около любой гостиницы. Но девушка у гостиницы вряд ли сможет внятно объяснить, что с ней при облучении синтезатором произошло».