Всю дорогу я думала, что мы едем смотреть новый дом, но когда мы въехали на территорию конной школы, удивлённо посмотрела на него, потому что о катаниях на лошади я не могла и мечтать. Когда же он проводил меня в одну их конюшен и, закрыв глаза ладонями, осторожно повел к стойлу, я окончательно растерялась.

А потом, увидев Хана, не могла сдержаться и плакала от счастья, прижимаясь то к морде коня, то к Севе. Он знал, куда я пристроила Хана, и как по нему скучала, поэтому решил перевезти его в Подмосковье, чтобы я хотя бы могла приезжать к нему. От этого вообще была двойная польза — мало того, что я испытывала теперь безграничное счастье от общения со своим любимчиком, ещё и приезжая в конную школу, и гуляя с конём, я и сама дышала свежим воздухом. Сева стал даже посмеиваться, говоря, что непонятно кто кого выгуливает и беззастенчиво пользовался моими вылазками. После конной школы, возвращаясь в Москву он, как-бы, между прочим, заезжал, по пути домой, в магазин и покупал что-нибудь новенькое для меня или для нашей малышки, пользуясь моим хорошим настроением.

Когда ребёнок впервые зашевелился, дома был чуть ли не праздник. Я сидела на кухне с Ниной, и пока она готовила обед, грызла фундук, слушая её очередные рассказа и почувствовала, как внутри что-то шевельнулось. Ощущения были настолько необыкновенные, что я застыла, так и не донеся к открытому рту очередной орешек. Нина сначала испугалась, увидев выражение моего лица, а потом долго держала руку на животе, пытаясь уловить новое движение. Сева же, приехав домой, вообще прилип ухом к моему животу и не отпускал, пока не услышал то, что хотел, а затем повёз нас с Ниной в ресторан, чтобы отметить это знаменательное событие. Правда Нина сопротивлялась, говоря, что и дома можно устроить праздник, но Сева, как обычно был непреклонен, и делал в первую очередь то, что сам считал нужным.

На двадцатой неделе, в начале декабря, сонливость отступила, а животик уже прилично округлился, хотя и не совсем дотягивал до нормы. В свободном свитере и верхней одежде определить, что я беременна было практически невозможно, но доктор говорил, что в этом ничего страшного нет. Сева же, который теперь постоянно ходил со мной к доктору и в школу будущих родителей, успокаивал меня и себя тем, что наша дочь просто телосложением будет похожа на меня. И говорил, что наоборот это хорошо, потому что девочку в метр восемьдесят семь ростом и весом, килограмм в девяносто, ему будет весьма неудобно воспитывать.

Седьмого декабря приехав домой, он сказал, что пятнадцатого числа состоится какой-то благотворительный вечер и пришло время наконец-то явить миру мою персону, в качестве его будущей жены.

Вопрос о браке мы с ним никогда не обсуждали, потому что меня и так всё устраивало, а Сева никогда не поднимал этот вопрос, но в тот день он говорил о нашем бракосочетании с такой уверенностью, что говорить ему что-то не было смысла. А вот появление на вечере, где собирался весь бомонд, меня не радовало, потому что я, когда-то, вела активную жизнь и сейчас не имела желание к ней возвращаться, и тем более восстанавливать прежние знакомства. Но, Сева сказал, что он и так пренебрегает светской жизнью, а на этом вечере будет много людей, которые в будущем могут стать его заказчиками, и мне пришлось, скрепя сердцем, согласиться с ним туда пойти.

На подготовку у меня была неделя, и я постаралась потратить её с пользой, но не для того, чтобы покрасоваться на вечеринке, а чтобы Севе было не стыдно появиться со мной в обществе. Ответственно подойдя к выбору одежды, я четыре дня методично объезжала всю Москву в поисках красиво платья, в котором мой животик не так будет бросать в глаза, и которое при этом не будет смотреться, как мешок. В конце концов, я нашла то, что мне нужно. Выбор был остановлен на коротком, по колено, шёлковом платье рубинового цвета. Глубокий квадратный вырез на завышенном, облегающем лифе выгодно подчёркивал увеличившуюся грудь, а складки, идущие сразу под лифом, скрывали мой животик. Критично осмотрев себя в зеркале после примерки, я даже пошла на жертвы и купила туфли на шпильках, хотя сомневалась, что после долгого перерыва долго смогу вынести хождение на них.

"Эх, чего не сделаешь ради любимого человека!" — подумала я, пятнадцатого числа, придирчиво осматривая себя в зеркале и заново привыкая к хождению в обуви на каблуках. "И для пятого месяца беременности я выгляжу вполне прилично" — сказала я себе. Поправилась я всего килограмма на три от своего обычного веса, и если не приглядываться, то о моей беременности невозможно было догадаться, что меня радовало.

Смотреть на себя в таком виде было непривычно. Впервые за полтора года я съездила в салон красоты, чтобы сделать что-то приличное на голове и привести себя в порядок. В итоге на меня из зеркала смотрела девушка с распущенными волосами, уложенными мягкими волнами, лёгким макияжем и стильном платье.

"Интересно, а что Сева скажет? Ведь он даже накрашенной меня никогда не видел, не говоря уже о полном параде". Ответ на этот вопрос я получила, когда он вошёл в спальню, чтобы поторопить меня.

Остановившись, он, наверное, с минуту удивлённо смотрел на меня, а потом широко улыбнулся и сказал:

— Ты хамелеон! Без косметики и в обыкновенной одежде ты смотришься милой, симпатичной девчонкой, а в этой одежде, накрашенной и с причёской — светской львицей, знающей себе цену.

— Только не надо думать, что теперь я каждый день буду городить себе на голове гнездо или наводить румянец на щеках, — ехидно ответила я, наслаждаясь произведённым впечатлением.

— Сделай такое одолжение, — в тон, ответил он. — Оставайся сама собой. Светские львицы у меня уже в печени сидят. Твои кратковременные обращения я буду выносить с большим удовольствием, но постоянно жить рядом с такой дамой не хочу, — а потом с улыбкой протянул мне руку, которую прятал за спиной. Вручив большой футляр, он поцеловал меня и нежно прошептал: — Я долго пытал Нину, и она назвала мне цвет платья, поэтому я решил купить к нему пару безделушек.

Открыв футляр, я онемела. На чёрном бархате лежало изумительное колье и серьги к нему. Кроваво-красные рубины были обрамлены в золото, а вокруг каждого из рубинов шла россыпь бриллиантов, и вся эта красота переливалась цветами радуги в свете ламп.

— Ооо! — выдавила я, боясь даже представить, сколько оно может стоить.

— Ни "ооо", а дополнение к твоему платью, — весело сказал он. — Но это ещё не всё, — и достав что-то из кармана смокинга, хитро посмотрел на меня. — Ты у нас девушка своенравная и к некоторым вещам привыкаешь долго, поэтому я решил дать время, чтобы ты кое к чему привыкла, — разжав ладонь, в которой оказалась коробочка, он раскрыл её и, достав оттуда кольцо, сказал: — Это ещё не предложение выйти за меня замуж, а так сказать, подготовка к нему, чтобы, когда я буду тебе его делать, ты мне точно сказала "да".

Одев на палец кольцо с бриллиантом, он с улыбкой посмотрел на меня, а я почувствовала, как на глаза навернулись слёзы.

— Обязательно было делать это сегодня? — стараясь говорить недовольно, спросила я, чувствую, что чего доброго от счастья расплачусь. — Сейчас начну на радостях лить слёзы, и придётся умываться.