– Продолжай следить за ними и подготовь все к транспортировке.

– Да, фамилиар.

Тодор в последний раз посмотрел на экран ноутбука. Он знал, какие планы строит Великий инквизитор на «Генезис» и на ту мерзость, что в нем находится. Конечно, взять ведьму живьем было бы для них очень полезно – но, если она уйдет, не беда: можно обойтись без нее.

И вновь его на миг заворожила безмятежная красота райского сада. Maravilloso – Мендоза сказал верно. Однако Тодор не собирался поддаваться этому дьявольскому очарованию. Не открывая глаз от неземной красоты, он еще раз произнес про себя стих из Второго послания к Коринфянам – и для себя, и для Мендозы, чтобы напомнить ему об осторожности:

– Ipse enim Satanas transfigurat se in angelum lucis!

Об этом им теперь забывать нельзя. Ни на секунду.

Тодор снова мысленно повторил эту фразу, в уме переводя ее на родной язык: «Сам Сатана принимает вид ангела света».

15 часов 22 минуты

– Вроде бы клюнули! – сказала Карли.

Мара кивнула, мгновенно ощутив облегчение. Они с Карли прятались в дымном чреве полуподвального бара. Воздух здесь пропах сигаретным дымом и дешевыми духами. Из старого музыкального автомата неслась назойливая рождественская песенка. Подруги прильнули к окну, покрытому толстым слоем пыли.

Несколько минут назад Карли, приподнявшись на цыпочки, протерла рукавом пиджака край стекла – ровно настолько, чтобы обеспечить обзор. Окно выходило на розовую мостовую Пинк-стрит перед гостиницей, их недавним пристанищем.

Сев в такси, Мара попросила таксиста через пару кварталов высадить их. Перед тем как выйти из машины, Карли засунула блестящий GPS-маячок между подушками сиденья. Такси укатило, увозя маячок с собой, – а девушки осторожно, дворами, описали круг, вернулись на прежнее место и вошли в бар через заднюю дверь.

Через мутное стекло Мара видела, как ее изобретение выносят из гостиницы и грузят в фургон. Остановить воров ей было не под силу. Даже если бы бармен разрешил ей позвонить по местному телефону, полиция приехала бы слишком поздно. А включать мобильники девушки не решались, понимая, что это разрушит маскировку и снова наведет врагов на их след.

Вместо этого Карли взяла с ближайшего столика салфетку и, прижав ее к стене, начала записывать номер фургона. Подтолкнув Мару локтем, чтобы та отодвинулась, долго вглядывалась в мутное окошко, а затем тихо выругалась.

– Что такое? – спросила Мара.

– Последних трех цифр под таким углом не видно.

Мара нахмурилась.

– Что ж, может, нам хватит остальных?

План состоял в том, чтобы затаиться здесь, дождаться, пока враги уйдут, затем позвонить в полицию и прятаться, пока не прибудет помощь. Лишь после этого они решатся выйти из укрытия. А дальше… Надо надеяться, полиция выследит фургон по номеру и схватит негодяев, ответственных за убийство матери Карли и еще четырех женщин из «Брушас».

«Но даже это, – думала Мара, – сейчас не главное».

Перед глазами у нее стояла Ева в своем сказочном саду.

– Уходят! – прошептала Карли. – Скорее! Мне нужны оставшиеся три цифры!

Девушки выбежали из дверей и остановились. Из подвального бара на улицу вели шесть ступенек. Из осторожности девушки не стали выходить наверх – поднялись лишь настолько, чтобы выглянуть наружу.

– Есть! – объявила Карли и махнула Маре, чтобы та шла назад.

Пока подруга записывала на салфетку последние три цифры номера, Мара вернулась в бар. Перешагнув порог, вдруг ощутила в прокуренном воздухе какое-то движение… А в следующий миг за спиной у нее выросла тень.

Мара попыталась броситься прочь.

– Кар…

Огромная ладонь зажала рот, сильная рука обхватила за пояс. Краем глаза Мара увидела, что другой мужчина направляет на Карли пистолет. Та смотрела на него огромными испуганными глазами.

– No te muevas! – приказал один из похитителей.

«Не двигайтесь!»

25 декабря, 11 часов 02 минуты

по восточному поясному времени

Плейнсборо, Нью-Джерси

Снова Монк сидел у постели Кэт и держал ее за руку – измученный, с невыносимой тяжестью на сердце. Лицо Кэт было белым, как полотно, и даже в пряди непокорных рыжих волос, выбившейся из-под больничной повязки, не ощущалось больше ни силы, ни жизни.

Коккалис приподнял эту прядь, пропустил между пальцами и осторожно положил на место.

Ты прекрасна. Прекрасна, как всегда.

Вокруг тикали, гудели, попискивали на разные голоса приборы. Монк рассеянно прислушивался к их однообразному шуму, пытаясь как-то уложить в голове и диагноз, и прогноз. После приступа судорог во время томографии, как только состояние Кэт удалось стабилизировать, ее немедленно перевели в реанимацию. Больше часа Монк ничего не мог сделать – только мерить шагами коридор, каждую секунду ожидая страшного известия: его единственная любовь, мать его детей, ушла навеки.

Лиза все время была рядом – но чем она могла его утешить?

Наконец появился Грант, с ним еще несколько врачей. И вынесли вердикт. На данный момент состояние Кэт стабильно. Мозговое кровотечение замедлилось, однако не прекратилось, и операция по-прежнему слишком опасна для нее. Есть и дурные новости. Кэт перестала дышать самостоятельно: теперь ее жизнь полностью зависит от аппарата искусственного дыхания. А хуже всего то, что прекратились моменты бодрствования, отмечаемые на ЭЭГ, – иначе говоря, Кэт потеряла сознание.

«Может быть, это для нее и к лучшему», – мрачно заметил реаниматолог.

Монк с трудом подавил желание ему врезать. Словно ощутив состояние друга, Лиза взяла его за искусственную руку, ласково, но крепко сжала. И хорошо. Помимо всего прочего, искусственная рука Монка была снабжена устройством, усиливающим кинетическое воздействие – если б он ударил со всей силы, синяком под глазом врач не отделался бы.

Лиза держала его за руку, успокаивая и удерживая, пока врачи заканчивали свой отчет. Все они были согласны в том, что из псевдокомы, при которой пациент остается в сознании и продолжает воспринимать окружающее, Кэт перешла в состояние комы истинной.

«Больше мы ничего не можем сделать, – заключил Грант. – Теперь остается только ждать».

По тому, как прозвучали эти слова, Монк ясно понял: «ждать» предполагается не выздоровления Кэт, а ее смерти.

Или, быть может, ждать, пока я смирюсь с неизбежным.

– Ты же меня знаешь! – проговорил он вслух, похлопав жену по неподвижной руке. – Знаешь, какой я упрямый. Как я могу сдаться?

На прикроватной тумбочке загудел и завибрировал мобильник. Срочный звонок – значит, из «Сигмы». Монк схватил трубку.