Урок длится дольше отведенного времени, но Ира наконец заканчивает его.

Я нарочно плетусь позади, желая переговорить с ней наедине. Аудитория пустеет скоро, и я приступаю к делу:

— Ира, я уверена, что вы спешите домой, но не могли бы вы уделить мне одну минуту?

— Хорошо, голубушка, выкладывайте.

Я наскоро излагаю ей итоги встречи с тем, чье имя навсегда останется неизреченным, в неотредактированной версии, вплоть до его грядущей свадьбы и планов переезда в дом напротив. Не представляю, зачем я рассказываю ей все это — разве что по двум причинам: во-первых, мне ужасно интересно, что она на это скажет; во-вторых, ни за какие коврижки я не согласилась бы обсуждать это перед всей аудиторией.

Даже Ире с ее безграничной энергией приходится присесть.

— Да-а, вот это история, — говорит она, качая головой.

— Полагаю, мне просто захотелось сообщить вам, что вы были правы, — говорю я. — Вы сказали мне, что если мужчина не хочет себя связывать, то это значит, что он не хочет связывать себя именно со мной. И вы были правы.

— Бедная девочка, мне вас очень жаль, — говорит она. — Я не считаю, что следует ругать мужчин, но каков ублюдок…

— Не беспокойтесь, это еще мягко сказано. Слышали бы вы, как его костерили мои друзья…

— И все то время, пока вы были вместе, вы не замечали признаков того, что он вам не подходит?

— Сказать честно?

— Да, скажите честно.

— Замечала постоянно. Столько раз, что и не сосчитать, — говорю я, припоминая случаи вроде того, как мы собрались в Испанию на день рождения моего папы, а потом он передумал, в последнюю минуту (абсолютно без всякой причины); тот год, когда он не явился на Рождество; и тот раз, когда он срывал на мне свое дурное настроение на свадьбе друга, где я не была ни с кем знакома… короче говоря, целый список.

Он к тому же из тех мужчин, которые нуждаются, как я бы это назвала, в беспрестанном воскурении фимиама в их честь, обычно полагающимся наследникам престола в древних государствах. В общем, вы меня поняли — они считают себя пупом земли всегда и в любых обстоятельствах.

Удивительно, как временная дистанция меняет точку зрения на разрыв отношений, заставляя ощущать себя круглой идиоткой. А я-то думала, что страдаю во имя любви…

— Все, что могу сказать в свою защиту, это то, что я искренне любила его. Я верила, что он изменится и что я могу на это повлиять. К тому же у меня склонность забивать квадратные втулки в круглые дырки.

— Никогда не думайте, что можете изменить своего возлюбленного, — мягко говорит Ира. — Это самая большая ошибка. Если вы хотите знать мое мнение…

— Да, пожалуйста!

— По-моему, лучшее, что вы можете сделать, это продолжать посещать мои курсы. Вам нужно перестать знакомиться с кем попало и приобрести умение завязывать подходящие знакомства. Если бы вы уже учились у меня на курсах, когда ваш парень впервые стал с вами дурно обходиться, я бы посоветовала вам расстаться с ним сразу и навсегда. Нет смысла менять хорошее на дурное. Пожелайте счастья ему и его невесте. На свете есть люди намного лучше его, и мы с вами найдем их, и у вас, дорогая, все закончится прекрасно. Там, откуда я родом, есть поговорка: «Без Канзаса не будет и страны Оз».

— Что это значит?

— Это значит, что вы научитесь по-настоящему ценить хорошее, когда расстанетесь с дерьмом. Я знаю, о чем говорю, Эмилия. Я была замужем три раза.

— Ого!

— И после этого я до сих пор верю в любовь и счастье. Вы знаете, есть метафизический термин, который описывает вашу ситуацию. Закон компенсации. Слышали о таком?

— Нет, никогда.

— Попросту говоря, это значит, что когда судьба посылает вам что-то ужасное вроде вашего последнего горького опыта, за углом вас будет ждать нечто противоположное. И эта замечательная вещь, которая вас ожидает, будет идеальным противовесом к тому, что вы только что пережили. Жизнь на самом деле справедлива.

Ира замечает мой изумленный взгляд и берет меня за руку.

— Это означает, что вам пора идти домой и запастись шампанским, Эмилия. Ваш принц скоро придет.

Конец рабочей недели прошел в такой суматохе совещаний, кастингов, летучек и разных прочих штучек, что я не сразу опомнилась, проснувшись в шесть утра в субботу (сила привычки: съемки «Кельтских тигров» начинаются в семь утра), и только потом поняла, что именно в это утро я могу выспаться подольше.

Я опять задремала, и мне приснился дурацкий сон…

Я живу в грязной трущобе Йоханнесбурга с тем, чье имя навсегда останется неизреченным, босая и голодная, и тут прилетает Ира Вандергельдер на вертолете, сбрасывает с борта веревочную лестницу и спасает меня оттуда.

Разгадайте это, доктор Фрейд.

И вот я сплю глубоким сладким сном, но тут звонит телефон на моем ночном столике. Это Рэйчел, имитирующая жуткий акцент южных штатов:

— Привет, Тельма, это я, Луиза! Хватит дрыхнуть, выгляни-ка в окно.

— О господи, который час? — спрашиваю я и, шатаясь, выбираюсь из постели.

— Час такой, что давно уже пора в путь, спящая красавица. Одиннадцать тридцать.

Я бреду, как лунатик, к двери на балкон, раздергиваю шторы и вижу их, голубчиков. Рэйчел и Джейми сидят на переднем сиденье ее машины с откинутым верхом и машут мне руками, как два жизнерадостных придурка. Рэйчел нарядилась в точности как Одри Хепберн, в платье-рубашку в стиле шестидесятых, и надела огромные темные очки, а Джейми выглядит как всегда, то есть так, словно его с утра пораньше вышвырнули из портовой забегаловки.

Конечно, я немедленно просыпаюсь. Я распахиваю стеклянную дверь и ору громким шепотом, припомнив, что, во-первых, все мои соседи — совы, которые по утрам любят поспать. А во-вторых, откуда я знаю, может, к дому напротив уже подруливает тот, чье имя навсегда останется неизреченным?

— Джейми! Ты едешь с нами?

— Ну разумеется. Я стал подозревать, что пропускаю главное веселье. Если вы тут играете в Тельму и Луизу, то я буду Брэд Питт. Помнишь, они подбирают бродягу — такого душку-обаяшку? Как ты думаешь, я прохожу по кастингу?

— У тебя пять минут на то, чтобы спуститься, — заявляет Рэйчел, не обращая внимания на Джейми. — Туда три часа езды, и я еще хочу выпить коктейль перед приездом в Гленстал.

— Пьяница, — комментирует Джейми.

— Поищи бревно в своем глазу, — огрызается Рэйчел. — От тебя так несет перегаром, что не открыть машину было бы смерти подобно. Тебе надо было вчера вечером голову дома оставить.

— Ты так думаешь? Я предпочитаю дружить с головой.

Чтобы они перестали развлекать соседей, я заманиваю их в дом на чашечку кофе, а сама мчусь в душ, после чего выбираю пристойный наряд для — тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить — встречи с Тони Ирвином.