Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько?
– Да всего двести.
– Двести тысяч?
– Да ну нет, конечно! Двести фунтов стерлингов.
– Это же четыреста тысяч марок!
– Я же говорю – времена нынче сложные. Так что как-то так.
Тараканов поднялся, Якобсон последовал его примеру:
– Будут деньги – заходите, место гарантирую. Служба-то выгодная – жалованье, наградные, пенсия, лечение в больнице бесплатно. В Гунгербурге даже санаторию недавно для чинов полиции открыли. Имя поменяете и…
– Это как же я имя поменяю?
– Да очень просто. Вы мне говорили, что ваша супруга носила в девичестве фамилию фон Клопп, так? Разведетесь, она возьмет девичью фамилию, потом вновь заключите брак, только теперь вы возьмете фамилию супруги. Станете вместо Тараканов Клопом.
Хотя Якобсон и сделал ударение на первом слоге предполагаемой новой фамилии Осипа Григорьевича, тот обиделся и не попрощавшись вышел из кабинета.
«На торфяники пойду! Там еще пару месяцев можно перекантоваться, ну а к зиме ближе что-нибудь придумаю!» – Тараканов растянулся на верхней полке вагона третьего класса полупустого поезда, заложил руки за голову и глядел в потолок. Глядел и понимал, что придумать что-то будет ох как непросто.
Когда он вышел на нарвский вокзал, шел дождь. Осип Григорьевич не брал с собой зонта. Он хотел было кликнуть извозчика, но, пересчитав деньги, поднял воротник пиджака и потрусил домой пешком. Буквально через пару минут весь вымок, и так замерз, что его начала бить дрожь.
Дома его ждать не должны были – Тараканов предполагал, что оформление на службу потребует времени, поэтому сказал жене, что переночует в столице.
Подойдя к входной двери, он услышал голоса – Настин и какой-то мужской. Слов разобрать было невозможно. «Этого еще не хватало!» – совсем поник головой Осип Григорьевич. Он позвонил, и голоса тут же умолкли. Дверь мучительно долго не открывали. Наконец жена испуганно спросила: «Кто там?»
– Открывайте, Анастасия Александровна, ваш супруг домой прибыл.
Дверь тут же отворилась. Настя улыбалась во весь рот:
– Ося! А я думаю, кого это принесло на ночь глядя! Ты же сказал, что в Ревеле останешься? А у нас гости!
– Я вижу. – Осип Григорьевич покосился на модное мужское пальто, висевшее в прихожей.
– Ты ни за что не угадаешь, кто!
– Да не собираюсь я гадать! – громко сказал Тараканов и вошел в комнату.
Сидевший за столом мужчина обернулся и встал.
– Добрый вечер, Осип Григорьевич! Сколько лет, сколько зим!
Кунцевич раскрыл объятия и двинулся в сторону хозяина квартиры.
Машину Сашка спрятал в лесу у Дубровки, дальше пошел пешком. Восемь верст по накатанной дороге преодолел быстро, никого не встретив. Когда подходил к Колосовке, было уже темно. Он осторожно прокрался к крайней на улице избе и постучал. Тут же за стеклом загорелась свечка, створка окна открылась, и хриплый голос тихо спросил:
– Кто?
– Это я, Сашка, Лешего племянник.
– А где он сам?
– Его лягаши на мызе сложили, а я еле ушел.
– Во как! Ко мне их не привел?
– Нет, им не до меня теперь, я там двоих укокошил.
– Лихой малый. Заходи, я сейчас дверь отопру.
В четыре часа утра избу покинули двое мужчин с заплечными мешками и огородом вышли к лесу.
– Все, Совдепия, – сказал проводник, снял кепку и вытер потный лоб. – Сейчас вот по этой стежке пойдешь, она к Любятину выведет, там дружок мой тебя встретит и дальше поведет. Давай обещанное!
Наумов достал из кармана несколько купюр, отдал проводнику, пожал ему руку и зашагал в указанном направлении.
Через час стало светать, лес поредел. Сашка шел крадучись, стараясь ступать как можно тише, прислушивался к каждому шороху, но засаду все равно не заметил.
– Стой, кто идет! – раздался справа грозный оклик. – Руки вверх!
Команда сопровождалась клацаньем нескольких затворов. Сашка проворно вздернул руки:
– Не стреляйте, товарищи, свой я!
– Сейчас посмотрим, какой ты свой! – На тропинку вышел молодой парень в фуражке с зеленой тульей, золотыми буквами «ПГПУ» на петлицах и двумя красными треугольниками под звездой на рукавах. – Документы!
Из кустов показалось еще двое бойцов с винтовками наперевес.
– Вот, пожалуйте-с. – Наумов судорожно достал из кармана пиджака и протянул пограничнику свой эстонский паспорт. Тот взял его и внимательно перелистал.
– А где виза? Где штамп о пересечении границы?
– Нет у меня визы! Я убежал из Эстонии, не могу больше терпеть гнет буржуазии. Совсем нам, пролетариям, они там на шею сели, товарищи, сил больше нет никаких! Хочу стать советским гражданином!
– Высокое право именоваться гражданином СССР надо заслужить! Да и кто тебя знает, пролетарий ты или совсем наоборот? Может, ты полицейский переодетый?
– Да вы что, братцы! Разве я похож на лягаша!
– Империалистические шпионы нынче хитрые, так маскируются под простого человека, что сразу и не узнаешь. Поэтому мы тебя сейчас отведем в комендатуру, а оттуда тебя отправят в Псков, на проверку. Ну а псковские товарищи разберутся, врешь ты или нет, там такие спецы сидят, что от них ничего не скроешь. Ну-ка скинь мешочек, я тебя обыщу.
– А нельзя ли без проверки? Мне бы не хотелось понапрасну время терять, я желаю сразу к труду приступить на пользу новой родины. Может, договоримся?
– Это каким же образом?
– Я беспокойство ваше готов компенсировать. Например – двадцатью червонцами.
– Ого! Да ты богач! Только это тебе не твоя буржуазная Эстония, это Страна Советов, здесь не продаются и не покупаются! Снимай мешок!
– Сто червонцев, ребята!
– Снимай, я сказал!
– Двести! – крикнул Сашка.
Пограничник внезапно ударил его кулаком в челюсть, Сашка упал и потерял сознание. Помкомвзвода стащил с Наумова мешок, быстро развязал его и высыпал содержимое прямо на траву. Он брезгливо ощупал нижнее белье, сунул к себе в карман серебряный портсигар, кинул одному из пограничников кожаный чехол с бритвой. Потом принялся обыскивать Наумова. Деньги были зашиты в широкий кожаный пояс, и пограничник нащупал их почти сразу. Он достал из-за голенища сапога нож, разрезал пояс, вытащил его из-под Сашки, вспорол и присвистнул:
– Вот повезло, так повезло!
– Погодь, Сева, может быть, это Опасного человек? – засомневался один из красноармейцев – рябой детина двухметрового роста.
– Нет, не похож он на контрабандиста, да и Опасный нам бы про него сказал. Это обыкновенный перебежчик.