Эдвард прошел за Илоной обратно в зал.

— Кстати, вон твои ботинки.

Она показала на ящик перед дверью, и Эдвард увидел там свою обувь. От грязи не осталось и следа, ботинки сияли чистотой.

— Они чистые!

— Я их почистила. Обувь — одна из моих обязанностей.

— Похоже, тебе достается вся грязная работа!

— Да нет. Тут грязной работы на всех хватает.

— Вы такие предприимчивые и умелые — я буду чувствовать себя бесполезным. Писание стихов может сойти за труд?

— Не думаю! У тебя только одни уличные ботинки?

— Да. Я сглупил?

— Можешь взять что-нибудь у Джесса, я тебе подберу. У вас, кажется, один размер.

— Бога ради, не беспокойся! — Эдвард быстро снял тапочки и надел ботинки. — Давай выйдем из дому. Смотри, солнце!

Они вышли из главной двери на мощеную дорожку. Влажные камни зарастали ползучим тимьяном.

Эдвард посмотрел на сестру при ярком утреннем свете. В своем коричневом платье сейчас она казалась еще красивее. Ее волосы золотисто-рыжего цвета были собраны с помощью множества шпилек в нечто неустойчивое, и эта густая грива уже соскользнула ей на шею почти до плеч. Маленький курносый нос покрывали едва заметные веснушки, подбородок был маленький и круглый, кожа на пухленьких румяных щечках прозрачная, как у ребенка. Темно-серые глаза за светлыми ресницами. Встретив взгляд Эдварда, Илона отвернулась, и ее прикрытая волосами шея вспыхнула румянцем. Она неловко и безуспешно разгладила волосы, отчего одна из шпилек упала на землю. Эдвард подобрал ее и протянул Илоне. Девушка почти неслышно рассмеялась, прикрывая рот рукой.

Он вдруг спросил:

— Ты когда-нибудь видела мою мать?

Вопрос этот вовсе не обескуражил ее, и она ответила:

— Нет, в моем детстве она была легендой. Матушка Мэй говорила о ней вчера вечером.

— Вот как!

Эдвард представил себе этот разговор — три женщины сидят за столом, допивая вино из бузины. Чтобы закрыть эту тему, он сказал:

— Так что бы полезного я мог сделать?

— Ничего. Матушка Мэй сказала, что это утро у тебя должно быть свободным.

— Тогда я, пожалуй, прогуляюсь. Пойдешь со мной?

— Нет, я должна работать.

— Я дойду до моря. Оно ведь в той стороне?

— Там сейчас топь, тебе не пройти.

— Тогда я мог бы добраться до того леска.

— Тут почва глинистая и заболоченная. Боюсь, это время года не подходит для прогулок. Ты можешь пройтись по тропинке, а потом вдоль дороги, там очень красиво. Обед в два часа, не опаздывай. Мы с утра много работаем. Как ты спал?

— Отлично. Ни сов, ни лис, ни полтергейстов!

Илона, уже повернувшаяся к двери, остановилась.

— Знаешь, а полтергейсты здесь все-таки есть, это не шутка.

— Да ладно!

— Они существуют. Это не призраки, а химическое явление.

— Я слышал разные истории про них. Возможно, это не только игра воображения или обман. Они, кажется, появляются там, где живут юные девушки?

Эдвард не успел договорить, как почувствовал смущение, но Илона ответила спокойно:

— Да, Беттина считает, что я их притягиваю. Они приходят к юным девушкам и девственницам. Беттина тоже девственница, так что неудивительно, что они здесь появляются. Но они совершенно безобидны. Так, досаждают немного, не больше.

— Мне почему-то не нравится эта идея.

Илона открыла дверь, чтобы уйти.

— Конечно, если один из них окажется в твоей постели, мало не покажется.

Илона закрыла дверь, и Эдвард минуту, а то и две прислушивался к тишине, точнее, к неясному птичьему щебету и звуку реки. Он впитывал в себя совершенно новое ощущение одиночества. Он сразу понял, что это новое одиночество, но что здесь нового, осознал далеко не сразу. Возможно, он просто не привык к загородной жизни, а еще к тому, что может жить здесь сам по себе. Он сделал несколько шагов и посмотрел вдоль аллеи, по которой шел вчера. Он уже решил, что не пойдет, как советовала сестра, в сторону шоссе. Вымощенная полоса земли, широкая перед домом, сужалась между деревьями, и на протяжении двухсот ярдов до самой дороги ее окаймляли большие белые кремневые камни. Деревья были посажены беспорядочно, через неравные промежутки, и имели разные формы и размеры: несколько громадных тисов, три изящные удлиненные елки, голые дубы и строгие ясени в завязывающихся почках, а еще множество молодой ясеневой поросли. Несколько пней свидетельствовали о том, что прежде тут стояли вязы. Между деревьями росла трава — стриженная, но давно. Чуть дальше по обеим сторонам виднелись клочковатые кусты вероники вперемежку с тамариском. Все было влажным, и в воздухе стоял пряный запах плесени.

Эдвард не пошел по аллее. Он направился вдоль зала и голой стены, за которой располагался Переход, потом вдоль фасада Западного Селдена, мимо двери в его середине. Впереди, где тропинка делала поворот, он увидел несколько падубов, а справа — участок, засаженный овощами, две теплицы и странный заросший прямоугольник, возможно заброшенный теннисный корт. Слева стояли хозяйственные постройки, большая открытая поленница и желтый трактор. Дальше за падубами располагались фруктовый сад и рощица высоких голых тополей. Эдвард шагал по влажным камням неправильной формы, а между ними выкидывали вверх зеленые стебли жизнестойкие одуванчики. Здесь восточный ветер задувал в полную силу, и Эдвард, обогнув Селден сзади, направился во двор с конюшнями. Из каменных конюшен — «ужасно красивых», по словам Илоны, — расчерченных кремневыми прожилками, которые напоминали маленькие лица, был сделан еще один прекрасный дом, длинный и широкий, с башней и золотым флюгером в виде лисы. Эдвард не стал здесь задерживаться, чтобы не столкнуться с матушкой Мэй или Беттиной; он побаивался первой и робел перед второй. Выйдя из поля зрения ближайших окон, он остановился, поднял голову и стал разглядывать башню. Башни всегда привлекательны, однако эта и в самом деле весьма впечатляла. Правда, Эдвард не был уверен, что она ему нравится. Ее шестиугольные стены были отлиты из бетона и покрыты беспорядочными пятнами явно случайного происхождения, что можно было счесть привлекательным. По одной из сторон почти до самого верха вился мелколистный плющ. Окна являли собой неожиданный архитектурный изыск: они без всякого ясного плана были разбросаны по стенам то в форме щелей, то в форме квадратов, то большие, то маленькие. Каждое окно было забрано решеткой черного металла. Решетки ржавели, что и стало, несомненно, источником беспорядочных пятен. Эдвард чувствовал себя разочарованным и слегка уязвленным из-за того, что его не пустили в башню. Возможно, Джесс и правда хотел сам ее показать. А может быть, он не желал, чтобы Эдвард расхаживал тут без него.

В надежде, что никто его не заметил, Эдвард отвернулся от дома. Между бегущими по небу облаками сверкало солнце. Тропинка под ногами вела на восток среди кустов можжевельника. Море, вероятно, было в той стороне и не очень далеко. Эдвард зашагал вниз по склону и сразу же оказался на лугу, усыпанном желтыми звездчатыми цветочками. Он с удивлением смотрел на эти цветы — они обладали почти металлической яркостью и рассеивали свет над густой травой, как желтый порошок. Это явно были не лютики. Эдвард решил, что это бальзамин, наклонился и сорвал один цветок. Когда его пальцы надломили хрупкий стебелек, он испытал чувство вины. Он быстро сунул цветок в карман и поспешил вперед, к ивам. Ему показалось, что он уже видел эти цветы и луг раньше. Может быть, именно по такому лугу нелюдимая девочка с сачком бежала за летающей рыбкой. Приблизившись к ивам, он обнаружил, что они стоят в воде, а тропинка, тоже довольно сырая, огибала их слева на более высоком уровне. Еще дальше Эдвард увидел то, что сначала принял за море, но быстро понял: это сверкающее зеркало водного потока, откуда поднимаются кусты и деревья. По воде здесь и там плыли водяные птицы, их блестящие спины были отполированы солнцем. Эдвард заметил уток, гусей, несколько совсем незнакомых птиц, а вдали — пару лебедей. Он пошел вперед, рассчитывая обойти разлив, но его со всех сторон обступали темные пруды, заросли тростника, неровные гряды глинистой земли. Тропинка исчезла, или он потерял ее и теперь шел по черной твердой поверхности, пружинившей под ногами и менее глинистой. Он попытался понять, куда идти дальше, и в это время свет переменился; солнце скрылось за облаком, вода потемнела, стала почти черной. Эдвард остановился и оглянулся назад. Сигард, все еще освещенный солнцем, был уже далеко, и отсюда было видно, что он стоит на небольшом возвышении. Когда Эдвард повернулся, напрягая глаза, он почувствовал какое-то движение: словно все вокруг него внезапно поднялось вверх. Он не погрузился, а резко провалился вертикально вниз, земля под ним подалась, и ноги опустились в две наполненные водой ямы. Несколько секунд он стоял с глупым видом, потом сел. Под его руками и ягодицами образовались такие же ямы в предательской пружинистой земле, по которой он шел; только теперь он понял, что она представляет собой толстый почерневший слой тростника над холодной топью болота. Он выругался про себя и попытался встать. К его облегчению, вода едва доходила ему до колен, и он с превеликим трудом и осторожностью, вытаскивая ноги из вязкой топи, пошел назад, пока не оказался на твердой почве. Он промок до пояса, но теперь хотя бы снова выглянуло солнце. Там, где он думал найти тропинку, ее не оказалось. Эдвард увидел перед собой ширь затопленного луга. Зеленые стебли травы едва торчали над водой, а за ними выглядывал какой-то каменный полукруг — судя по всему, затопленный мост. Местоположение Сигарда тоже изменилось: он оказался правее, а перед ним вдруг возникли деревья, закрывшие часть Селдена. А вот лес на низкой, но предположительно сухой возвышенности был теперь ближе — похоже, там осталась ближайшая твердая земля. Эдвард шагнул на луг. Вода доходила ему до щиколоток, но почва не проседала, и вскоре он по частично затопленному мосту пересек вышедшую из берегов речку. За мостом он обнаружил почти сухой склон и даже тропинку. Солнце пригревало, и Эдвард рассчитывал высушить свою мокрую одежду, покрытую болотной грязью. Он повернулся, приставил ладонь козырьком к глазам, но не увидел сзади ничего, кроме топи. Он подумал: вдруг, пока его не было, вернулся Джесс? А он придет с опозданием да еще весь в грязи. Эдвард посмотрел на часы, но вспомнил, что оставил их в ванной. Он решил идти вверх по склону и вскоре оказался среди деревьев.