Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если будете курить, – сказал вслед Антон, то лучше за домом… тут иногда мусульманский снайпер появляется. Постреливает…
Гурон спустился с крыльца, обогнул дом, сел на какой-то ящик. Он прикурил, прикрываясь полой пиджака, сильно затянулся. Верещали цикады, в небе было полно звезд, ночной ветерок с Дрины остужал лицо. Гурон подумал, что уже давно не сидел вот так – спокойно и безмятежно… После долгого-долгого пути, который он прошел, ему необходима была передышка. Хоть совсем короткая… хоть какая… И вот он оказался среди своих. Он чувствовал себя спокойно и безмятежно.
Почти спокойно, почти безмятежно… Он уже докуривал сигарету, когда услышал шаги. Он зажал сигарету в кулаке, отпрянул в тень акации. Из-за угла вышел Князь. Всмотрелся в темноту, подошел, присел рядом.
– Отдохнул? – спросил он.
– Спасибо.
– Да не за что. – Князь вытащил сигареты, чиркнул, прикрываясь, зажигалкой, выдохнул почти невидимое облачко дыма и сказал: – Ну, коли отдохнул, давай потолкуем… Вижу, что рассказывать о себе ты не хочешь. Неволить не буду. И так вижу, что ты из наша…ВДВ?
Гурон кивнул.
– А я морпех… старший лейтенант. Видимо, Князь ожидал, что Гурон тоже назовет свое звание или представится как-то по-другому, но Гурон промолчал. Князь затянулся, продолжил:
– Странно как-то ты появился у нас, Иван. Как будто с неба свалился. – Гурон усмехнулся. – Странно, странно. На вопросы не отвечаешь, отмалчиваешься… Вот что я о тебе знаю? Ничего. Знаю, что идешь ты, Иван, домой… идешь издалека… с женой, которая, кстати, называет тебя Колей… Мне ведь, в общем-то, все равно, Иван, кто ты такой. У меня в отряде разные люди собрались. Кадровых военных всего трое. Остальные… разные, в общем, люди. Кто по убеждениям сюда попал, а кто и по авантюрному складу. Есть у меня тракторист, есть разорившийся бизнесмен, есть даже бывший батюшка…
– Поп, что ли? – спросил Гурон удивленно.
– Если хочешь – поп.
– Погоди, погоди, – сказал Гурон. – А как же полторы тысячи советских наемников-профессионалов?
– Газет западных начитался? – с иронией спросил Князь.
– Нет, по радио слышал.
– Так это из одной бочки разливают… нет никаких полутора тысяч наемников-профессионалов. И не было никогда. Есть небольшая группа людей, которым небезразлично, что убивают сербов – наших братьев. Что касается "наемников", то скажу так: мы здесь не ради денег. Денег нам, конечно, подбрасывают… столько, чтобы хватило на сигареты и обратный билет. Вот тебе и "наемники". Вот ты когда в бой вступил, что – о деньгах думал?
– Я своих выручал.
– И мы тоже здесь своих выручаем. Ты в курсе того, что здесь происходит?
– Нет.
Князь растоптал окурок, сказал:
– То-то и оно… здесь, брат, идет война на уничтожение всего славянского. Помнишь классические строчки: "Здесь русский дух, здесь Русью пахнет"?.. Вот этот русский, или, если угодно, сербский дух хотят уничтожить. Поэтому мы здесь. Заметил, что у нас есть поляк? Есть и болгарин – Петр… он в госпитале сейчас – снайпер зацепил… Здесь все не просто. Здесь, в Югославии, сошлись несколько народов. Несколько культур, несколько религий… А ведь жили же мирно. Бок о бок жили. Здесь же все перемешано, здесь масса смешанных браков. А ведь идут этнические чистки, создаются концлагеря – беда! Страна рушится, судьбы ломаются в пять минут. Ты же сам видишь: деревни стоят пустые… сожженные, разграбленные. Храмы православные – осквернены, сожжены, взорваны…
– Ты что, – спросил Гурон, – верующий?
– Верую. Не в религиозном, конечно, смысле.
– А в каком?
– Как тебе сказать?.. Попробую ответить словами поэта Коржавина. За точность не ручаюсь, но звучит примерно так:
…Вот такими словами начать бы хорошую повесть.
И с тоски отупенья – в широкую жизнь переход.
Да, мы в Бога не верим, но полностью веруем в совесть,
В ту, что раньше Христа родилась и не с нами умрет.
Князь помолчал несколько секунд, потом сказал:
– Кстати, ты, наверно, не знаешь, а в Косово, в Дечани, есть храм… старинный. Так вот, в этом храме есть фреска, изображающая Иисуса Христа с мечом в руке. Больше нигде в мире нет подобного изображения.
– Не понял… ты это к чему?
– Я тоже сначала не понял… повоевал здесь, посмотрел… вот тогда начал кое-что понимать. А полторы тысячи наемников – это, брат, пропаганда. Ее гонят средства массовой информации тех держав, которые и спровоцировали распад Югославии и последовавшие за ним войны… Они почему-то совершенно "не замечают" многих тысяч моджахедов. Они "не замечают" уничтожения православных храмов и многочисленных убийств сербов. "Не замечают", как в Боснии и Хорватии сербов выгоняют из поселков, где жили они веками… Они "не заметили", что президент Хорватии Туджман издал указ, разрешающий хорватам отбирать любое имущество у серба, если серб живет на хорватской земле… А вот нас – десяток славянских парней – заметили сразу. Тут же окрестили наемниками, обвинили во всех смертных грехах и завысили численность в сто пятьдесят раз. Понял?
– Понял, – сказал Гурон, хотя на самом-то деле он понял далеко не все… но что-то ощутил. Помолчали. Потом Князь сказал:
– Мне кажется, у тебя проблемы?
– Есть такое дело.
– Чем могу помочь?
Гурон подумал и ответил:
– Документы нужны. Ни у меня, ни у Анфисы нет документов.
– Это действительно проблема, – сказал Князь. – Попробуем помочь, но – сам понимаешь – в два дня не получится.
– Если нужны деньги …
– Брось! Вот этого не надо… Утром обсудим твой вопрос с Томеком. Кажется, у него есть какие-то каналы. Он парень-то непростой, здесь скрывается от польской полиции – чем-то он там отличился. Но человек надежный.
Князь замолчал, вытащил из кармана сигареты, протянул пачку Гурону. Закурили. Князь сказал:
– Слушай, Иван… у нас тут акция намечается…
– Акция?
– Операция. Серьезная… а силенок маловато. Пойдешь с нами?
– Что за акция?
– Можно прижучить мусульманский спецназ.
Гурон долго молчал, потом ответил:
– Нет… нет, старший лейтенант, не пойду. Не имею права.
– Понятно, – сказал Князь. Он затоптал окурок, поднялся. – Пойдем-ка в мои аппартаменты, покажу тебе кое-что.
Вдвоем они вернулись в дом. Антон сидел и наполнял патронами магазины "Калашникова". Князь и Гурон прошли в комнату на первом этаже. Окно здесь было заложено мешками с песком, на столе лежало с десяток гранат, топографические карты, тетрадь, стояла бутылка, два стакана. Еще была тарелка с фасолевой похлебкой – "посули", хлеб и желтоватая брынза – военно-полевой натюрморт. На стуле дремала кошка.