силах пошевелить и пальцем и следя за всем происходящим полными слез глазами, пока потомки вновь не разбудят его и не призовут на суд. И уж они будут решать, достоин этот человек жизни среди людей или и дальше должен находиться в состоянии, подобном параличу…

— Для чего вы мне это рассказываете? — вскричал Краммер.

— Для того, чтобы ты понял, до какой степени близко находишься от анабиозной ванны. На тебе висят два убийства, и спасти тебя может только полная откровенность. Ты готов отвечать мне? Помни, каждое твое слово записывает и анализирует электронный судья. Холодный и беспристрастный. И ему решать — какому наказанию тебя подвергнуть. Итак, первый вопрос: для чего, когда и при каких обстоятельствах была убита Эльза Лайменс?

— Я ее не убивал… Она сама…

— Расскажи подробнее.

— Она… они… — Он бросил взгляд на Марину. — Они в тот день удрали от нас…

— В какой день?

— Третьего марта. А потом нагрянули ищейки…

— И вы сочли, что эти девочки вас выдали?

Он кивнул.

— Дальше. Как лицо Эльзы попало на пленку?

— Бигги засняла их в начале репетиции, для пробы. А когда мы отделались от ищеек, она сказала, что при помощи монтажа ее можно хорошенько наказать.

— И вы смонтировали эти кадры и пустили по городу?

— Нет, в день вечеринки мы вызвали ее из дому и показали ей… Она очень испугалась… И стала просить… Угрожала даже!

— Чем же это, интересно, могла она вам угрожать?

— Пойти и заложить Бигги.

Инспектор взглянул на Марину. Она кивнула головой:

— Она не хотела, чтобы мы с нею связывались. За это Саша и дал ей по шее.

— Что же произошло после того, как она пробовала вам угрожать?

— Мы посадили ее в турбо.

— Это случилось одиннадцатого марта? Когда ты удрал из своего санатория. Тебя вытащили специально для того, чтобы ты выманил ее?

— Да. — Это прозвучало еле слышно.

— И вы погнались за ней? И встретили Шенбрунна?

— Не знаю, какую-то тетку. Она здорово дралась. Но Толяра огрел ее чулком, и она…

— Толяра был из вашей компании?

— Конечно.

— Вы доставили ее на берег моря, где связали ей ноги красным шнурком, где, черт возьми, вы его взяли?

— Она носила его в волосах, — прошептала Марина. — Точно такой же, как и Саша…

— Понятно. — Инспектор нервно взглянул на часы.

— Мы не хотели ее убивать! — запричитал Краммер. — Мы привезли ее на яхту и хотели допросить, а она сама перегнулась и…

— И тогда вы решили начать шантажировать ее мать.

— Это не я. Это Бигги. Она хотела чего-то получить от девчонкиной матери.

— И потому велела тебе с ней познакомиться?

— Да… — еле слышно прошептал Краммер.

— А теперь… — Инспектор схватил Краммера за грудки и встряхнул. — Теперь ты скажешь мне, кто такая эта Бигги…

— Нет!

— Ты скажешь мне, кто прячется под этим именем, иначе я вытрясу из тебя всю душу…

«Драка в помещении № 1178» — определили бесстрастные датчики. На схеме города зажглась крохотная красная точка.

В разгаре допроса Гурилин не обратил внимания на то, что погасли контрольные экраны. Потемнело в комнате. Зажглось аварийное освещение. Оконная рама отъехала в сторону, и на подоконнике показался стройный силуэт в серебристом плаще.

— Отпусти его немедленно, слышишь?

Инспектор обернулся и остолбенел.

— Тетя Бигги… — пролепетала Марина.

КИВЦ горел. Взрыв, прогремевший на крыше, охватил почти все аппараты, и они, превратившись в комья бушующей плазмы, обрушились сквозь крышу во внутренние помещения центра, разгромили, раздавили, расплавили миллионы полупроводников и микросхем, разрушили тончайшие электронные логические связи. Главный кабель отошел от защиты. На ближайшей энергетической подстанции выбило масленники…

Завод-автомат не произвел вовремя необходимые детали. Из-за этого строительные роботы, которые должны были отправляться на профилактику, остались на своих местах и, выработав свой ресурс, остановились.

Почти половина вычислительных машин Системы-1 работали, пытаясь перевести в математические символы, выразить в электрических сигналах такие нелегкие понятия, как «память», «прошлое», «прогресс»…

Скорость проходки понизилась. Но оставалась достаточно высокой для того, чтобы к утру смести с лица земли весь старый город…

— Вы сошли с ума! — кричал прораб, подбегая к людям, сидевшим на земле. — Вы все сошли с ума!

— Скажите это в камеру, — попросил его юноша, протянув «удочку», — скажите это миллиардам людей, которые смотрят на вас с экранов.

— Пожалуйста! — заявил прораб. — Я з-заа-являю, что эт-то п-полное безумие — так вот с-сидеть перед стройкой! Она не остановится!

— Так остановите же ее!

— Мы не можем это сделать! Там же работают автоматы! Автоматы! Отключить их мы не в состоянии… Вставайте!.. Ну вставайте же!.. — Он бегал и тормошил, пытался поднять людей, которые упрямо сидели и сидели, прижавшись плечами, и поднимали высоко над головами плакаты, призывавшие остановить механический кошмар, оглянуться, увидеть и оценить то, что бездушные чинуши собрались уничтожить, не считаясь ни со здравым смыслом, ни с мнением целого народа. Плакаты эти призывали к человечности, напоминали о любви к Родине, призывали сохранить памятники истории для грядущих поколений.

Плакаты эти могли бы растрогать и переубедить любого человека.

Но на противоположном конце пустыря, там, где медленно ползли скреперы, расплавляя все на своем пути, где громадной алчной пастью над древней столицей разинулась мрачная труба и движущиеся печи формовали все новые и новые блоки, — там людей не было.

Стройка приближалась.

Она сошла вниз, неотразимо элегантная, уверенная в себе. Бледность ее лица особенно подчеркивал пышный парик, который при разном освещении отливал то тусклой медью, то зеленью бронзы. И приказала:

— А ну-ка, в угол оба! Живо! И не вздумай сопротивляться, милый. Твое прочное титановое сердце не сможет выдержать нажатия этой маленькой кнопки — в пальцах ее сверкал изумрудный глазок лазерного пистолета.

— Сандра… — растерянно пробормотал инспектор, — что ты можешь иметь общего с ними?..

Из гурилинского турболета, причалившего у окна, выскочили рыжеволосый парень и еще один верзила, в котором инспектор узнал бармена из мушкетерского кабачка.

— С ними? — переспросила Сандра. — А чем они хуже тебя? Они-то, во всяком случае, живые люди с нормальными человеческими сердцами. И напрасно вы доверились ему, юная леди. — Она иронически взглянула на Марину. — У этого человека в груди от рождения бьется холодное титановое сердце. Оно не умеет любить, оно не знает нежности и недоступно ласке. В один прекрасный день я вознамерилась отомстить ему. Я стала зарабатывать на том, против чего он боролся. А он был слеп. Я стала одной из богатейших женщин планеты. У меня есть яхты, самолеты, есть прекрасные дворцы, веселые друзья и покорные слуги. А он, бедняга, думал, что я сожительствую с ним из боязни