и стояли крепко прижавшись плечом к плечу, болтая о том о сем, о девчонках, о лекциях, о предстоящих каникулах, о чьей-то заваленной сессии.

До Дворца Правосудия оставалась одна остановка, когда толпы штурмующих вагоны стали особенно настойчивыми. Тяжелая волна человеческих тел нахлынула и откатилась, унося с собой Сайруса. Друзья попытались его удержать в кипящем водовороте спин, рук, голов, грудей. Проводив их взглядом, Гурилин опустил голову. Теперь ему предоставилась прекрасная возможность бежать. Но куда? Куда мог скрыться он от недреманного ока бесчисленных телекамер, датчиков, турникетов, от цепких рук Системы-1?

— Остановка Дворец Правосудия, — затараторил диктор. — Переход на линии Эй-Джей, Кью, Зет, ярусы с первого по тринадцатый, линии Би, Ди, Эс, Тэ, ярусы со второго по шестнадцатый.

Он двинулся вперед. Но спины стоящих впереди были плотно сомкнуты. Гурилин попытался обойти их, но стена людских тел была несокрушима. Инспектор начал протискиваться к дверям, но неожиданно получил крепкий удар локтем под ложечку, которого он, впрочем, почти не ощутил. Затем что-то тяжелое и мягкое обрушилось на его голову, ослепило его, вышибло искры из глаз. На следующей остановке он был вынесен плотной людской толпой.

Придя в себя, он обнаружил, что его тащат вниз по лестницам несколько парней. Он попытался зашевелиться, застонал.

— Тише, дядя, — предупредил один из юнцов. — Вот огреют тебя «песочной колбаской», живо присмиреешь. — И он выразительно крутнул перед носом инспектора чулок, набитый песком.

Чем глубже они спускались, тем меньше становилось освещенных пролетов. Редкие лампочки светили тусклым мерцанием. Вскоре наступила кромешная тьма, время от времени разрезаемая лучами карманных фонариков.

Наконец остановились. Засовещались.

— Не успеем, — сказал кто-то. — Трынчик пройдет через семь минут.

— Успеем, если газу поддадим, — возражали другие.

В редких бликах фонариков инспектор разглядел блики полированного металла внизу, длинные ряды толстых кабелей. Метро. Старое метро.

От этого вида транспорта они уже давно отказались. Слишком уж дороги были подземные города. Поезда на магнитной подушке ходили гораздо быстрее и стоили намного дешевле. Но старым метро все еще пользовались для различных погрузочно-разгрузочных работ. И, как выяснилось, не только для них.

Вскоре послышался далекий гул. Перрон под ногами завибрировал.

— Какой же это трынчик? — спросил кто-то. — Это «ползушка».

— И верно, «ползушка», — обрадовались они. — Вот здорово!

Гул приближался, нарастал и вскоре перешел в надсадный лязгающий грохот. Из черноты вынеслись три ярких фонаря, а за ними — громыхающая череда платформ с какими-то острыми холмами. Подхватив инспектора под руки, двое парней швырнули его на платформу и перескочили вместе с ним. Платформа оказалась нагруженной песком, смешанным со щебнем.

— Послушай, дядя, — объяснял ему парень, который пугал его «песочной колбаской», — если ты и в штабе будешь так прыгать, ты расквасишь себе нос, переломаешь руки-ноги, да еще и извозюкаешься. Прыгать надо вперед и попытаться удержаться на ногах. А руки — вытягивай перед собой, чтобы, значит, голову не раскроить об колонну.

— Какую колонну?

— Любую. Там их много.

Поезд неторопливо двигался вперед со скоростью 35–40 километров в час. Спустя минут пять все начали готовиться к высадке.

— И часто ты играешь с подобными игрушками? — спросил инспектор у своего «инструктора», указав на «колбаску».

— Когда скучно становится, — осклабился тот.

— Есть прекрасная английская игра, живо разгоняющая скуку, — сообщил ему Гурилин. — Сказать тебе на ушко, как она называется?

— Как?

— Фейсом-об-тэйбл… — С этими словами инспектор крепко стукнул его носом об колено и провел свой излюбленный хук левой по корпусу его дружку.

В это время поезд вынесся на станцию. На перроне собрались еще человек двадцать-тридцать. Андрон не собирался сходить на этой станции. Однако он слишком поздно заметил, как один из сопровождавших его похитителей на соседней платформе нацелился в него из какого-то странного прибора, напоминающего старый радиоприемник без корпуса. Мелкая судорога, зародившаяся где-то в глубине его естества, сотрясла тело, потом стегнула, подбросила вверх и швырнула на перрон.

Несколько секунд (минут? часов?) Гурилин приходил в себя после удара, прогонял круги, плывущие перед глазами, пытался сфокусировать мутное бледноватое пятно, маячившее перед самым его носом.

Пятно оказалось ладонью, которой водили перед его глазами, чтобы проверить, реагируют ли на свет зрачки. Резко пахнуло нашатырем. Инспектор отдернул голову.

— Ну вот, — с удовлетворением отметил Саша Минасов, отведя ладонь. — А я уже боялся, что у него будет сотрясение мозга.

Глава тринадцатая

ВЕРИТАНЕ

Мрак, мрак… Мутная серая пелена перед глазами. Будто все вокруг плотно забито ватой, будто сунул голову в плотный, непроницаемый ватный мешок. Сквозь вату с трудом пробивается нестройный гул голосов. И если напрячь слух, можно уловить отдельные фразы.

— Ну я прошу тебя, слышишь? Я умоляю! Ты должен поклясться, что не сделаешь ему ничего плохого…

Марина… она тоже с ними. Ягненок в волчьем логове. Как же он в ней ошибался…

— А я ему и не собирался делать ничего плохого. Сколько жил — ни сном, ни духом не ведал, что он есть на свете. А он на нас травлю устроил!.. Что мы ему плохого сделали?

— Но, видно, он считал, что выполняет свой долг.

— Слишком много подлостей совершено теми, кто считал, что выполняют свой долг… — отрезал Минасов. — Ну как он?

— Еще одну иглу сломала, — отвечает какая-то девушка. — Железный он, что ли?

Гурилин открыл глаза. Он лежал в небольшой комнатке, на низкой клеенчатой кушетке. На стуле перед ним сидел юноша со светлыми волосами, перетянутыми алым шнурком. В комнате кроме него находились еще несколько человек, но инспектор не обратил на них внимание. Он глядел и глядел на шнурок.

— Александр Минасов, — с трудом произнес инспектор. Язык его будто одеревенел и плохо слушался. — Ты арестован.

В комнате послышались смешки. Минасов тоже развеселился.

— Ну и в чем же, интересно знать, меня обвиняют?

— В хищении казенных транспортных средств. В террористической акции, в которой были ранены пятеро ни в чем не повинных людей. В похищении и убийстве Эльзы Лайменс и убийстве или организации такового, Витольда Шенбрунна.

Опять засмеялись. Но Минасов так на них посмотрел, что смешки осеклись. Он встал и наклонился к Гурилину.

— Послушайте, господин бывший инспектор, — сказал он сквозь зубы. — Я не знаю, в чем может меня обвинять человек, на которого пять минут назад объявлен всепланетный розыск. Я не представляю себе, в чем может упрекнуть меня человек, при чьем попустительстве в городе развелось столько жулья, что и шагу нельзя ступить, не заплатив. Я не собираюсь оправдываться перед тобой — твои обвинения настолько вздорные, что невольно думаешь, не повредился ли ты в уме после того, как так хорошо треснулся кумполом