по кафедре. Студенты перестали дремать за спинами товарищей и торчать в смартфонах, затихли и принялись изображать сосредоточенность. Перед их взорами в воздух взмыл гладкий цилиндр серого с голубоватым отливом вещества.

– Запоминайте сразу, иначе никто не получит зачёт, – кончик указки сплясал вокруг цилиндра. – Во-первых, монокристаллический кремний наш друг. Человечество не придумало ничего лучше полупроводниковых приборов на кремниевой основе: надёжность, быстродействие, энергоэффективность… Во-вторых, тот, кто разбирается в технологическом цикле кремния, уже не примитивный дикарь, а человек, который звучит гордо. Я не рассчитываю, что хотя бы один из вас обогатит своими открытиями науку, но азы должны знать все!

Цилиндр вернулся на стол рядом с кафедрой. Сбоку от него лёг микропроцессор с удалённой термораспределительной крышкой. Снизу на корпусе золотилась ровная гребёнка контактных выводов. Шеи вытянулись, глаза заблестели. Кто-то из студентов протянул руку, но чуть не схлопотал по ней указкой.

– Конечности, пожалуйста! – Михеев быстро убрал процессор под плексиглас. – Выставочный образец! Ещё поцарапаете или, не дай Менделеев, разобьёте…

– А чип из биоматериала не покарябаешь нимало!

Стриженые и не очень головы синхронно обернулись на рифму. Источник выглядел не сильно старше – словно только вчера получил диплом. В ладонях у гостя загадочно мерцало и едва заметно пульсировало нечто полупрозрачное. Михеев покривился:

– Знакомьтесь, доцент Опанасенко, наш в некотором смысле коллега… Всё балуешься?

– Балуюсь, – радостно кивнул тот. – Но ты посмотри, какой красавец!

Биочип пошёл по рукам. Гул восхищения, беспорядочные расспросы и даже чьё-то «ай, он склизкий!» вместе со взрывом смеха вызвали неподдельный ажиотаж. Пришлось вновь использовать указку, чтоб завладеть общим вниманием – и его объектом.

– Да, красиво, – покрутил в пальцах добычу Михеев. Потом под хоровой вздох брезгливо проткнул мизинцем и бросил обратно хозяину. – Красиво, но уязвимо. Чипы на биологической основе слишком мягкие. Вот кремний себе таких глупостей не позволяет!

Опанасенко широко улыбнулся, погладил биочип – и отверстие на том затянулось само.

– Согласен, недостаток. Зато пока процент брака в производстве кремниевых процессоров достигает пятидесяти, а то и семидесяти процентов, мы из одной затравки выращиваем безупречную партию с полностью предсказуемыми параметрами. Можем и с заданной вариацией свойств. Можем и по индивидуальным проектам. Кстати, полностью совместимым с человеческим мозгом.

Он подмигнул тем студентам, которые заинтересованно потянулись ближе. Те вновь загалдели, явив неожиданную эрудицию в вопросах биотехнологий, нейроинтерфейсов и прочего киберпанка. Чувствуя, что теряет инициативу, Михеев опять постучал символом власти по кафедре и ближней парте, но чуть его не сломал.

– Выращивание биочипов – верхоглядство и прожектёрство! – ему пришлось повысить голос, чтоб перекрыть нарастающий гвалт. – Тогда как полупроводниковые приборы – крупная, солидная отрасль. Достаточно взять и приложить немного усилий для изучения пула связанных технологий; умственных усилий, естественно.

Блестящий серый цилиндр вновь привлёк взгляды. Пожав плечами, Опанасенко выудил из кармана ещё один биочип, на этот раз заключённый в подобие клетки из проволочек и пластинок.

– К вопросу об умственных усилиях: это мы срастили традиционные кремниевые подложки и биоматрицу. Результат вобрал в себя лучшее из обоих подходов!

Он дунул на торец одной из пластин. Раздался звон, экраны всех смартфонов в аудитории засветились белым. На их фоне возникли человеческие лица – вернее, одно лицо, срисованное с Опанасенко. Пара десятков цифровых глаз уставились на оппонента.

– Скажи, кремниевые микросхемы способны работать подобно человеческому мозгу? – звук доносился из динамиков, губы доцента не шевелились. – Вряд ли. Ты можешь транслировать своё сознание традиционному процессору? Не думаю. Так что за биотехнологиями будущее.

Сердито запыхтев, Михеев нахмурился. Увы, грозное шевеление бровями эффекта не дало. Приняв решение, ученики окончательно развернулись в сторону Опанасенко. Тот же вдохновенно вещал:

– Впрочем, полностью отказываться от полупроводников нет смысла. В конце концов, уважаемый профессор прав: технология отработанная, на неё завязаны миллионы устройств по всему миру. К тому же она скоро подешевеет, и если не отбрасывать, а рационально совмещать…

Он не успел договорить. В аудитории негромко свистнуло, хрустнуло – и рядом с головой Опанасенко в стену влепился монокристалл. По полу рассыпались мелкие осколки серого с голубоватым отливом вещества. Опанасенко спешно ретировался, а Михеев сплюнул и проворчал:

– Будущее… До будущего ещё надо привлечь инвестиции, проработать экономическую модель, не загнуться от происков конкурентов… А теперь, господа студенты, внимание на меня!

Железные лапы, живая душа

Никита Ткаченко

Когда я прибыл в свой новый дом, было темно. Вокруг ходили люди, перешёптываясь меж собой, но я не мог ни раскрыть глаз, ни пошевелиться. Только слушать.

– Зачем ты принёс… это?! – злой, усталый голос. Женщина лет сорока, не больше. – Думаешь, Марусе станет легче?

– Она каждый день просит то о щенке, то о кошке. Вчера умоляла принести хотя бы рыбку! Нашей дочери нужен друг.

– Ха! Как будто игрушка сможет заменить живое существо.

– Дай хотя бы шанс.

Мы поднялись по лестнице с превеликой осторожностью. Мужчина, нёсший меня, ступал намного деликатней, чем на улице.

– О чём вы ругались? – тихий, шелестящий голос, полный страха и обиды.

– Просто спорили, милая. У меня для тебя сюрприз!

* * *

Как по щелчку зрение возвращается, я снова ощущаю лапы.

Тёмная комната с плотными шторами. Горит тусклый ночник, его света едва хватает людям, чтобы видеть силуэты друг друга. Но моим сенсорам это не помеха. Женщина, застывшая в дверях, выглядит куда старше своего возраста. Мужчина осунулся, словно не спал годами. А на огромной постели лежит не девочка даже, а её тень.

Заинтригованный, заскакиваю на одеяло и аккуратно приближаюсь, виляя хвостом. Синие глаза, огромные на хрупком личике, смотрят на меня со страхом и любопытством.

– Это пёс-компаньон, Маруся. Робот для тех, кому нельзя общаться с животными.

– Спасибо, папа. Он чудесный, – тоненькая рука едва-едва касается моего носа.

– Гав! Гав! – раздаётся из моего динамика, пока хвост вертится быстрее прежнего.

Девочка смеётся и не замечает слёз родителей.

* * *

Слово «чудо» мне незнакомо. Появившись в доме Маруси, я стал невольным свидетелем угасания маленькой свечи. Каждый день был наполнен смехом и играми, в которых псу отвели роль жертвы. Новые царапины на корпусе появлялись каждый час, но я не придавал им значения. В отличие от людей, мои сенсоры отмечали каждое изменение во внешности и поведении Маруси. Ни лекарства, ни моё присутствие не могли бы спасти хозяйку.

И одним солнечным утром Маруся не проснулась.

Не понимая, как вести себя, я громко залаял.

На шум прибежали родители. Мать бросилась к постели, умоляя и рыдая, отец же застыл в дверях, и только дрожащие губы говорили