Дверь отворилась. На удивление, перед этим из-за нее не было слышно ни звука. Как будто Антон стоял с той стороны и ждал звонка. Только вот открыл не сразу, раздумывая, стоит ли впускать ночного гостя.

— Вам кого? — Очки сползали с переносицы на кончик носа. Лицо было помятым и сонным. Нет, точно, не стоял у двери, спал скорее всего. Спал, видать, один. В таких трусах вдвоем спать неприлично. Вид его был само удивление.

— Вас.

— Меня? — Антон еще больше удивился. Очки окончательно уползли со своего места, и Витька подумал, что сейчас они упадут на кафель и, клацнув стеклами, разлетятся вдребезги.

При близком рассмотрении фигура хозяина оказалась не такой уж отталкивающей, как показалось Витьке с первого раза, когда он рассматривал Алинкиного приятеля через окно. Да, худощав, но жилист и упруг. И лицо ничего. Приятные, немного грустные глаза, мягкие полукружья бровей, полные слегка бледноватые губы. Подбородок с ямочкой.

От растерянности и удивления столь поздним визитом незнакомца Антон немного сжался, но, не заметив в глазах Витьки явной угрозы, посторонился, то ли пытаясь спрятать за дверью свой голый торс и облаченный в изделие местной фабрики зад, то ли приглашая войти в комнату.

Витька принял это движение за приглашающий жест. Тем более что Антон отвел в сторону руку, вот-вот начнет раскланиваться.

— Проходите, чем могу быть полезен? — совсем по-взрослому (хотя почему бы и нет, ведь не ребенок же, в самом деле), предложил хозяин квартиры.

— Ты один? — Витька переступил порог, споткнувшись о выступающую его часть. «К несчастью!» — вспыхнуло в голове, и беспокойство снова завладело им.

Пудель молчал. Он не знал, что ответить на этот вопрос, и не понимал, для чего он был задан? Один-то один, но стоит ли говорить об этом в ночную пору. Он уже пожалел, что впустил незнакомца в дом. С тревогой вглядываясь в нетрезвые и внезапно забегавшие глаза, он неуверенно протянул:

— Н-нет, а собственно?..

— С кем?

— Что? — Пудель машинально поправил очки, чудом державшиеся на кончике вспотевшего носа, и стал слегка надавливать на дверь, желая закрыть ее.

Витька уверенно стоял в проходе, напирая на дверь плечом, и закрыть ее вот так же легко, как она была только что открыта, Антон уже не мог.

— Что-что? Хрен в пальто! С кем, спрашиваю?! — Витька чуть ли не зарычал. Голос его вдруг стал низким и сиплым. — Чего молчишь, щенок паршивый? Где она?

— Кто? — снова ошалело переспросил Антон, и Витька не выдержал такого издевательства, а то что это так, он и не сомневался. Ну кто еще мог быть у него в гостях, кроме Алинки? Ясное дело — никого. Родителей нет и будут не скоро. Он не один, сам сказал, значит — с Алиной.

Кулак взметнулся помимо Витькиной воли и с хрустом вонзился в твердый подбородок Пуделя. Волосы Антона смешно встряхнулись, голова дернулась, но парень устоял на ногах. Мало того, что он устоял, так и не растерялся. Молниеносно сориентировавшись, он проделал то же самое движение, но попал не в подбородок, а боковым ударом проехался по Витькиной щеке под левым глазом. Такого Витька не ожидал. Он вообще редко дрался, вот разве что в институте посещал секцию рукопашного боя, так, на всякий случай. Случая все не было, но вот он и настал. Ударить-то он сумел и попал куда следует, а вот увернуться не удалось.

— Ах ты… — просипел Витька и снова занес кулак для удара, но внизу хлопнула входная дверь, и по лестнице стал подниматься припозднившийся жилец. — Позови ее, или хуже будет, — прошептал Витька.

— Кого, ты, придурок? — тоже почему-то прошептал Антон, хотя, по логике вещей, ему следовало бы сейчас закричать, позвать на помощь или вытолкнуть стоящего перед ним непонятно чего добивающегося хулигана. — Нет у меня никого, понял? Один я!

— Пусти! — потребовал Витька, и Антон, тоже вопреки здравому смыслу, впустил его в дом. Хотя, пожелай он не впустить, из этой затеи вряд ли что получилось бы.

— Входи, — Антон пожал плечами. Он потирал ушибленную челюсть и немигающим взглядом смотрел вслед устремившемуся в спальню Витьке.

Осмотр квартиры был беглым и кратковременным, уже стоя на выходе, Витька виновато посмотрел в глаза Антону.

— Прости, друг. Прости, я, кажется, кое-что перепутал.

— Придурок, — снова пожал тот плечами и с грохотом захлопнул дверь. Из-за двери еще какое-то время доносилось бормотание, по всей вероятности, Пудель рассматривал свое лицо в зеркале. Потом щелкнул выключатель, из щели исчез желтый лучик света.

Витька постоял еще пару минут, прислонившись спиной к холодной стене. Как невмоготу от тоски стало ему. Как тяжело билось сердце. Так больно саднило душу и невыносимо хотелось выть.

«Кретин, идиот, дебил драный, — ругал он себя. — Надо меньше пить, придурок недоделанный»! Придурок — и есть придурок, правильно сказал Антон. А он ничего, хороший парень, и, пожалуй, если бы между ними не стояла Алинка, если бы он не видел, как они тут нежно обнимались и не слышал их воркования, он бы пошел к нему снова и протянул руку. Пойти-то пошел бы, но кто бы ему открыл? Витька нехорошо усмехнулся, потрогал пальцами вскочивший под глазом и наливающийся спелым соком фонарь и медленно побрел домой.

Грустные мысли одолевали его. Путь был относительно недолгим. В принципе он каждое утро делал пробежку по этому маршруту: центр — парк — спорткомплекс, вернее, наоборот: спорткомплекс — парк. Но это неважно. То утром, когда полон сил и энергии, когда предстоящий день кажется праздником и хочется поскорее столкнуться с ним. Потому он и бежал быстро и легко.

«Алинка, ты сама не знаешь, какая ты изумительная, какая хорошая. А какая музыка творится тобой, выпархивает из-под нежных пальчиков и разрывает пространство, а вместе с ним и душу! Его, Витькину, душу, которую и шелохнуть-то другим самым распрекрасным женщинам не под силу».

Ему казалось, что вот сейчас он дойдет до дома и не посмотрит, что поздний час, поднимется на этаж к Алинке, постучит в дверь. Нет, конечно же, звонить он не станет, чтобы не будить ее маму. Он постучит, тихонечко, как мышка. Ноготочком. Она услышит. Она непременно услышит. Почему-то иногда Витька тешил себя мыслью, что он нравится Алинке. Он несколько раз ловил на себе ее робкий и полный затаенной тоски взгляд. У него дергалось сердце. Стучало в висках. Но почему тогда она не скажет ему о своих чувствах? Что там Ленка про нее несла?

Витька даже остановился, припоминая все Ленкины слова, касающиеся одноклассницы.

— Боже мой, неужели я совершенно не нравлюсь ей? Ни капелечки, ни чуточки? А впрочем, что ж тут такого? Почему я должен нравиться всем без исключения?

Но томило его все же понимание того, что он нравится всем без исключения, кроме той единственной, которая, сама не подозревая об этом, так крепко засела в его душе.

Холодной, влажной ладонью весенняя ночь перекрыла дыхание. Откуда ни возьмись стал накрапывать дождик. Мелкий такой, противный. И не льет, а вроде как висит в воздухе туманной пеленой. Витька зябко поежился. Мимо него пролетела «пожарка», он проводил машину взглядом и подумал, не могло ли что случиться в их доме.