– Ну вот, Ханна, снова ты встаешь на эти свои феминистские рельсы.

– Да пошел ты, Бастиан!

Нажав «отбой», Ханна отшвырнула телефон на кровать. Что это за безумный заговор? Так вот чем они занимались за ее спиной все это время! Нет, к черту паранойю! Это ведь была ее собственная идея. Но какого дьявола Бастиан вдруг стакнулся с ее врагом номер один? Что между ними общего, что? О нет! Все это может означать только одно: Бастиан утратил веру в ее проект! Он уже готовит почву для сотрудничества с ее злейшим конкурентом. Тогда все встает на свои места. Йорн вполне соответствует «другим» авторам Бастиана, а за Ханну он держался лишь по причине того, что издавал книги серьезного и признанного писателя. Однако теперь, когда она сама готова похоронить свою карьеру, Бастиан пытается заманить врага под знамена издательства. Чертова капиталистическая свинья! Ханна с трудом сдержалась, чтобы не закричать. На телефоне вспыхнул сигнал о поступившем sms. Она сердито схватила трубку – от Бастиана.

«Не принимай это так близко к сердцу. Успокойся, я по-прежнему твой издатель. А Йорн вообще-то хороший, когда поближе с ним познакомишься. Он даже предложил дать тебе кое-какие наработки по детективу…»

– Ах ты!..

Ханна запустила телефон в стену, и он упал на пол; экран лопнул с оглушительным треском, как выпущенный из пушки снаряд. Вот ведь скотина! «Наработки по детективу!» Ханна заорала, заглушая крик подушкой, принялась рвать и кусать ее, пнула кровать.

– Чертова сволочь!

Снова отчаянный пинок.

Когда мгновение спустя в дверях возникла Элла, она обнаружила Ханну всхлипывающей и сидящей на полу с окровавленным пальцем ноги и кружащими вокруг нее пушинками из разорванной в клочья подушки, похожими на последнюю пыль апокалипсиса.

– Абсурд. Полнейший абсурд.

Чувствуя, что нервы ее отчаянно напряжены, Ханна устроилась на диване, вытянутая нога ее лежала на стуле. Элла собралась ее бинтовать.

– Ай!

Ханна скорчилась от боли.

Элла как можно осторожнее приподняла распухшую лодыжку.

Вот дерьмо! Похоже, следующие несколько дней придется похромать.

– Самое худшее, что я знаю, – это предательство.

Взглянув на нее, Элла кивнула с таким видом, будто в мире нет никого, кому бы это было известно лучше нее. Она бережно опустила ногу Ханны на стул. Ханна ответила ей благодарной улыбкой.

– Спасибо. И извини меня за такое поведение. Просто они меня уже достали.

Элла принесла чашку дымящегося кофе, протянула ее Ханне и уселась возле нее. Взяв какой-то конверт, написала на обратной стороне:

– И што теперь? Ты ведь не откажешься от книшки?

– Черт подери, нет! Прости, что я так много ругаюсь. Просто это все какое-то дерьмо.

Ханна подула на кофе. Некоторое время она сидела молча, уставившись в пустоту. Так же как и Элла. Ханна ощутила укол совести, ей стало неловко.

– Нет, правда, прости. Я прекрасно понимаю, что все эти мои проблемы ничто по сравнению с тем, что происходит в твоей жизни.

В ответ Элла написала:

– У всех у нас есть свои проблемы. Мои не делают твои меньшими для тибя.

Ханна хоть и кивнула, однако вовсе не была убеждена, что согласна с ней. Теперь, когда нога была перевязана, а кофе разлит по чашкам, ее уязвленные чувства казались ей пустяком по сравнению с убийством племянника Эллы и нападением на ее дом. Ну уж нет, с ней им так просто не справиться! Йорну Йоду не удастся заставить ее отказаться от проекта, если, конечно, это то, чего он добивается, и, разумеется, пошел он с этими своими «детективными наработками»! Пульс ее снова бешено застучал, отдаваясь в ноге. Собраться, взять себя в руки, больше никаких контактов с Бастианом, справиться со всем самостоятельно и доказать, что она сможет написать этот детектив и сделает это хорошо! Без их помощи. Вот таков будет план. Ханна разочаровалась в Бастиане и была по-настоящему уязвлена. Одно дело, когда он заигрывает с Йорном на профессиональной или скорее даже деловой почве, и совсем другое, когда он злоупотребляет ее доверием как друга. Ханна всегда полагала, что дружеские отношения сродни любовным, что касается отсутствия логики при возникновении ревности. Если в силу веских причин тебе не нравится кто-то, с кем общается твой друг или партнер, то ты вполне вправе ожидать от него прекращения этих отношений. Интересно, кстати, а Виктор запретил бы Маргрет общаться с ней? Ханна покосилась на разбитый телефон, который Элла пыталась починить с помощью липкой ленты, однако он так и не включился, несмотря на неоднократные попытки. Да ладно, не имеет значения. У Маргрет даже ее номера нет, а с Бастианом она не желает разговаривать. Следовательно, телефон ей не нужен.

Перед отходом ко сну Ханна написала еще три страницы, развивая линию Эдит, на которых та задумывает и осуществляет с исключительной жестокостью свою месть. Фактически на этих трех страницах постепенно вырисовывающегося детектива простились с жизнью еще два человека. Перед ее внутренним взором поочередно возникали лицо заколотого ножом Йорна и хорошо знакомые черты Бастиана. Чистой воды катарсис! От написанного Ханне захотелось выпить, однако в чемодане остались лишь пустые бутылки. Она посмотрела на часы. Почти полночь. Нет, слишком далеко. Да и какое жалкое зрелище она будет являть собой, ковыляя в деревню с разбитым пальцем. Элла уже легла, и Ханне пришло в голову, что шансы найти в доме какой-нибудь алкоголь, быть может, и не совсем равны нулю. Да, конечно, она не видела здесь ни вина, ни пива, ни крепких напитков, но ведь она их и не искала. Воодушевленная этой мыслью, она поковыляла к лестнице. Кухня – ничего. Гостиная – ничего. Ханна раздраженно хмыкнула и, взгромоздившись на стул, осмотрела самый дальний из кухонных шкафов и все прочие потайные места в гостиной. Затем задумалась. В поврежденном пальце толчками пульсировала кровь. Дровяной сарай? Было ли там что-то похожее? Ханна не помнила, чтобы видела там что-нибудь, кроме дров и инструментов. Погреб, если таковой имеется? Насколько она знала, нет. Было бы слишком оптимистичным надеяться, что в доме простого сельского жителя есть винный погреб. А может, подвал для самогоноварения? О’кей. Глубокий вдох. Надо бы поубавить свой пыл процентов на шестьдесят. Сидя и жалея себя, Ханна уже совсем было пришла к мысли, что никакой алкоголь ей не нужен, как вдруг вспомнила о кабинете Эллы. Кабинет находился в двух дверях от ее комнаты, она несколько раз равнодушно заглядывала внутрь, и он всегда выглядел одинаково скучно. Маленький письменный стол со стулом, книжная полка с книгами, и все это покрыто пылью и окутано аурой застоя, что напоминало Ханне атмосферу какого-то музея. А вдруг в этой комнате обнаружится маленькая бутылочка спиртного? Внезапно боль в пальце почти утихла, и она чуть ли не вприпрыжку стала взбираться вверх по лестнице.

К ее удивлению, дверь оказалась запертой. Черт! Ну почему именно сейчас? Нет, видимо, это какая-то ошибка. У Эллы не было замка даже на ванной комнате, что уже пару раз приводило к неловким ситуациям. Да и входную дверь не запирали на засов вплоть до самого обстрела. Ханна прихватила из своей комнаты нож для вскрытия писем и начала ковыряться в замке как заправский взломщик. Однако замок, мягко говоря, отказывался сотрудничать, а когда к тому же и нож для писем сломался, ее желание выпить удвоилось. Она беззвучно выругалась, теперь почему-то была уверена, что за этой дверью должен быть алкоголь. Она была настолько одержима этой мыслью, что похромала в дровяной сарай за прочной отверткой. Помучившись с замком еще какое-то время, она вынуждена была признать, что это безнадежно. Решительно вставив отвертку между дверью и косяком, она развернула ее, уперлась плечом в дверь и, громко закашлявшись, нажала на дверь и взломала ее. На мгновение прислушалась – в доме все было тихо. По всей видимости, Элла ничего не слышала. Ханна скользнула в кабинет и зажгла свет. Для начала она обследовала встроенный шкаф, но в нем не было ничего, кроме старой одежды, которой, очевидно, не пользовались уже десятилетиями. Затем бегло осмотрела книжные полки, на которых стояли вперемежку несколько саг и справочников, а также книжек в мягких переплетах из тех, что прилагаются к женским журналам. Внизу лежали многочисленные папки с бумагами, напоминавшими отчеты, а также нечто, выглядевшее как фотоальбом. Ханна достала его. Вероятно, он простоял здесь нетронутым не меньше двадцати лет и почти мумифицировался от пыли. Она начала осторожно отделять коричневые картонные страницы одну от другой. Фотографии были переложены пергаментной бумагой. Почти с благоговением перелистывая пергамент, она разглядывала черно-белые фотографии маленьких детей перед некой постройкой, в которой она опознала дом Эллы, хоть и с пристройкой, которая потом была, вероятно, снесена. На одной из карточек позировала девчушка с растрепанными волосами, сжимающая в объятиях ребенка. Элла с новорожденной сестренкой Вигдис? Ханна перелистывала страницы, в альбоме шли годы, девочки взрослели. Элла проходит конфирмацию, далее следует еще пара лет с фотографиями лишь одной девочки – Вигдис. Одинокая фотография с обеими. Элла теперь настоящая юная дама. И снова на фотографиях только Вигдис – и так до тех пор, пока черно-белые фото не заканчиваются, как будто в принтере иссяк запас чернил. Ханна переворачивала пустые страницы, думая о скудных фотографиях времен ее собственного детства. Документация ее взросления прекратилась в раннем подростковом возрасте, и с тех пор не осталось никаких визуальных средств для манипулирования памятью, только прожитая жизнь. Иной раз Ханна и сама путалась, пытаясь вспомнить, чем она занималась с тринадцати до двадцати лет. Чего она точно никогда не стала бы делать, так это сидеть и просматривать фотоальбом. Ханна громко вздохнула при мысли о фотокарточках уродливой семьи ее сестры, расставленных по ранжиру в ужасных альбомах, которые ее заставляли листать на протяжении всех этих лет. Но почему же Элла исчезает, похоже, на несколько лет? Ханна снова перелистала альбом, пытаясь обнаружить что-то, чего не заметила с первого раза. Почему нет фотографий Эллы в подростковом возрасте? Стеснялась сниматься? Интернат для старшеклассников? А были ли такие вообще в Исландии, да еще в то время? Ханна опять пересмотрела снимки. Взгляд юной Эллы со времени последней фотографии перед перерывом и до начала следующего жизненного этапа как-то изменился. Он стал каким-то пустым. Пролистав альбом до конца, Ханна увидела-таки то, на что вначале не обратила внимания. На всех детских фотографиях Элла улыбалась, в то время как на юношеских не было ни тени улыбки. Ханна встряхнула головой – честно говоря, коль скоро речь идет о фото, она и сама не очень-то склонна скалить зубы. Надо не забыть поспрашивать Эллу об истории ее жизни. Ханне пришло в голову, что она, в сущности, почти ничего не знает о своей квартирной хозяйке. Она убрала альбом на место и продолжила поиски.