Мгновение Вигдис колебалась, но затем распахнула дверь перед Ханной, которая ощутила облегчение и в то же время легкое раздражение: ну почему обращение женщины к мужчине о помощи всегда считается убедительным аргументом?

Человек-статуя сидел перед огромными панорамными окнами и созерцал горы. Когда Вигдис по-исландски представила Ханну, его взгляд скользнул по ней. Ханну слегка удивило, что, судя по выражению глаз Эгира, он абсолютно ее не узнал. Вполне понятно, что он не запомнил ее на церемонии прощания с Тором, однако можно было ожидать, что, по меньшей мере, ее имя заставит его хоть как-то отреагировать, раз уж он стрелял в нее, проносясь в кромешной тьме мимо их дома. К большому облегчению Ханны, Вигдис извинилась и вышла, но тут Ханну охватило странное тревожное чувство. Неожиданно поставленная перед собой задача стала казаться ей не столь простой, какой казалась поначалу. Она в волнении присела на указанный ей стул. Что-то во взгляде Эгира ее сильно смущало. Он больше не был пустым – за иссеченным морщинами хмурым лбом, очевидно, шла напряженная работа. Какая именно, понять трудно было, однако это вселяло в Ханну изрядную нервозность. Или, скорее, даже страх. Она постаралась придерживаться намеченного плана, надеясь, что Эгир не попытается свести ситуацию к неопределенности, а также что ее собственный голос будет не слишком дрожать.

– Я знаю, это был ты.

Эгир смотрел на нее невозмутимым взглядом тихого психопата. Ханне показалось, что он видит ее насквозь и анализирует.

– Сегодня ночью. Я видела заднюю часть твоего автомобиля.

Ханна блефовала, строго говоря, она вовсе не была уверена, принадлежат ли задние фонари машине Эгира, ведь его автомобиль был далеко не единственным внедорожником в деревне. Она просто знала это. Знала, и все.

– Не представляю себе, о чем ты говоришь.

Каменное лицо человека-статуи не выражало ровным счетом ничего. Он показал ей жестом, что она может говорить по-датски. Ханна обратила внимание на руки Эгира – большие, грубые. Вздутые жилы выделялись как провода на его мускулистых предплечьях. Седые волосы поражали своей густотой. Он не только когда-то был, он и теперь оставался красивым мужчиной. Ханна опустила глаза, не желая, чтобы он догадался о сделанном ею открытии. Она знала, что он лжет. Кроме всего прочего, Ханна достаточно разбиралась в исландском, чтобы понять: Вигдис вкратце передала ему сообщение об обстреле дома. Он прекрасно знал, о чем она сейчас говорила. Так зачем же все отрицать? К чему эти игры?

– Просто ты должен усвоить, что меня так легко не запугаешь.

Он поднял одну бровь. Руки рыбака, похожие на кожаные рукавицы, спокойно скрестились на груди.

– И у тебя хватило наглости прийти сюда и утверждать, что за этим стою я?! Моего сына только что убили, и у меня нет ни времени, ни сил, чтобы слушать, как какая-то сумасшедшая датчанка бегает по деревне и обвиняет меня в покушении на убийство.

Ханна видела, что Эгиру удается вывернуться, однако унять ее было не так-то просто. Она знала, чем его уесть.

– Тебя раздражают совсем не мои обвинения. Тебя нервирует их тема. Ты ведь знаешь, что я хожу по деревне и задаю вопросы о гибели твоего сына, и некоторые из них имеют кое-какое отношение к тебе. Так позволь мне спросить тебя прямо: каким образом ты случайно оказался именно в том самом месте, где той же ночью утонул Тор?

– Аааргх!

Эгир взорвался и вскочил, перевернув стол и стоявший на нем кофе. Выпрямившись во весь свой гигантский рост, он едва не доставал макушкой до потолка. Затем он всем корпусом навис над Ханной, стиснув кулаки-рукавицы. Ханна, даже не пытаясь лепетать в ответ какие-нибудь увещевания или оправдания, опрометью выскочила из дома, как будто там начался пожар. Черт подери! Уже второй раз за сутки ей со стыдом приходится спасаться бегством после проваленного допроса. Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!

Ханна семенила по дороге все еще во власти адреналина и сильного смущения. Она нервно закурила, и огонек сигареты вспыхивал во мраке, уже успевшем окутать деревню. Как же так, ведь еще совсем недавно было утро? Выпустив струю дыма, Ханна выругалась про себя. Кроме мучительного стыда за то, что скорбящий отец в ярости выставил ее из дома, она испытывала острое ощущение, что не могла выбрать худшую стратегию для выуживания из Эгира нужных ей сведений. Она хлопнула себя по лбу – зараза, да ведь она же в действительности только что все открыла Эгиру! Во-первых, что она расследует смерть его сына, и, во-вторых, он у нее главный подозреваемый. Однако, если это был не Эгир, который хотел ее напугать, тогда, черт возьми, кто же стрелял вчера ночью? Ей придется значительно усовершенствовать свои методы, если она хочет сохранить надежду разгадать эту тайну. Если, конечно, уже не слишком поздно. На этот раз ей придется поделиться своей ошибкой с Эллой. Или не придется. Сумеет ли она сделать так, чтобы известие о ее стычке с человеком-статуей не достигло ушей Эллы? Возможно. Если Эгир чувствует за собой какую-то вину, он вряд ли что-то расскажет. Ну разумеется, Вигдис, родная сестра Эллы, она и расскажет ей все об этом происшествии. Если только Ханне не удастся уговорить ее промолчать. Ей нужно срочно вернуться в этот дом.

У входа в дом она остановилась. А что, если дверь откроет сам Эгир? Тактика кружения вокруг уже доказала свою несостоятельность. Может, подождать, пока Эгир куда-нибудь уйдет? А с другой стороны, зачем ему это делать? Отчаявшись, Ханна развернулась и совсем уже было решилась идти и покаяться перед Эллой, как вдруг дверь отворилась. Это была Вигдис. Она предостерегающе приложила палец к губам, осторожно прикрыла за собой дверь и зашептала:

– Прости, что он так взорвался. В последнее время с ним это часто случается.

Ханна с легким недоумением посмотрела на стоявшую перед ней в виноватой позе Вигдис. Подумать только, сколько же на нее свалилось – потеряла сына, а теперь еще она вынуждена собирать по всему дому осколки после очередной вспышки ярости мужа. В данном случае, конечно, гнев его был вполне оправдан, но Вигдис, похоже, этого не знала. Вот и хорошо. Значит, они друг с другом не разговаривают, а Эгир имеет обыкновение вспыхивать по пустякам. Ханна оценила ситуацию именно так, и, несмотря на угрызения совести, получалось, что все складывается в ее пользу. Легко быть снисходительной, особенно если сама напортачила.

– Ладно, ничего. Я сама виновата: упомянула Тора, делать это явно не следовало. Я хотела только выразить соболезнования.

О’кей, елея можно было бы и поубавить. Однако все сработало. Вигдис взяла ее руки в свои.

– Знаю, что прошу слишком многого, но не могли бы мы просто забыть об этом происшествии?

Ханна не могла и мечтать о лучшем для себя исходе. Она кивнула, демонстрируя согласие. Тем не менее, по ее мнению, все это было немного странно. Видимо, у Вигдис были на то свои причины, и Ханне показалось, что она их знает.

– Они ведь не очень ладят между собой, Элла и Эгир?..

Вигдис слегка замялась, затем покачала головой.