Краснощекая толстая тетка с сумками и пакетами в руках стояла в садике возле пятиэтажки и, не обращая внимания на ранний час, голосила на всю округу, обращаясь к окну на четвертом этаже.

– Верка! Вер!! Верка, мать твою!!!

– Тройное воздействие на слуховые рецепторы упомянутой Веры, я думаю, будет более продуктивным, – заметил Павел, прихлебывая шампанское.

– Чего?

– Помочь, говорю, надо – перевел Волохов.

– А-а, это можно.

Когда тетка в очередной раз открыла рот, собираясь позвать тугую на ухо подругу, «соавторы» заорали что было сил:

– Верка, мать твою!

Тетка шарахнулась в сторону, роняя пакеты.

– Нажрутся с утра.

Волохов проводил удалявшуюся рысью тетку удивленным взглядом.

– Опять не угодили…

Все-таки Витек уговорил его купить водки – иначе, мол, после стольких переживаний, никак не заснуть. Махнув стакан, он раскинулся на траве и скоро захрапел. Волохов, проклиная бюрократию, сходил на почту и целый час строчил отчет, исписав несколько листов бумаги. Бросив отчет в почтовый ящик, он вернулся на полянку, улегся под куст и заснул, надеясь проспать до вечера.

Телефон разбудил его через два часа.

– Волохов, нам надо встретиться, – не здороваясь, сказал Александр Ярославович.

Голос его был сух и неприятен.

– А подождать нельзя? – сварливо спросил Волохов.

– Нет. Жду на Манеже, у памятника Жукову, – коротко сказал, будто скомандовал Александр Ярославович и дал отбой.

Волохов выругался. Тень, в которой он заснул, переместилась, и солнце здорово напекло голову. Витек дрых без задних ног.

На метро Волохов приехал на Охотный ряд и вышел к Манежу. Духота давила и изматывала. На небе не было ни облачка и народу на площади возле торгового центра, несмотря на дающие призрачную прохладу фонтаны, было немного. Возле памятника маршалу Павел увидел высокую фигуру Александра Ярославовича. На этот раз тот был в форменной рубашке с коротким рукавом и в фуражке с высокой тульей. Придирчиво рассматривая скульптуру, он заходил с разных сторон, то приближаясь, то отходя от нее. В заложенных за спину руках он держал тонкую кожаную папку с затейливым тиснением и изящным замком благородного металла.

Поприветствовав подошедшего Волохова небрежным кивком, полковник указал на скульптуру.

– Странное ощущение, будто что-то не так. А что именно – не пойму, – озадаченно сказал он.

– Вы меня вызвали, чтобы оценить достоинства современного искусства?

– Нет, здесь я уж как-нибудь сам разберусь, – ядовито сказал Александр Ярославович. – Я пригласил вас оценить достоинства произведения другого жанра. Эпистолярного, с позволения сказать. Пойдемте-ка, присядем.

– Надо же, как все просто, – пробормотал Волохов, следуя за полковником к фонтанам манежа, – стоило вас рассердить, и вы стали обращаться ко мне на «вы».

– Будьте любезны присесть, – Александр Ярославович указал на скамейку возле полусферической карты мира.

Волохов устроился на жестком сиденье, забросил руки на спинку скамьи и с вежливым ожиданием уставился на собеселника. Он уже догадался, о чем пойдет речь. Некоторое время полковник стоял перед ним, покачиваясь с пятки на носок и с плохо скрываемым раздражением разглядывал небрежно развалившегося Волохова.

– Вы не догадываетесь, милейший, о чем пойдет речь? – с сарказмом спросил он. – Почему я вынужден просить вас пожаловать на встречу?

Павел улыбнулся широкой радостной улыбкой дебила, получившего леденец, и удивленно всплеснул руками.

– Александр Ярославович, дорогой вы мой! Если какие-то неприятности, так я со всей душой помогу! Вы ж мне как отец! Ну, как приемный отец, – поправился он, увидев, что полковника передернуло.

– Ты мне уже помог, – рявкнул Александр Ярославович, выхватывая из-за спины папку и тыча ею в нос Волохова. – Это что? Что это, я тебя спрашиваю?

Волохов подался вперед, внимательно разглядывая папку.

– Это папка для бумаг, – сказал он наконец с облегчением человека, решившего трудную задачу.

Александр Ярославович как-то сник, покачал головой, будто иного и не ожидал, и уселся рядом с Волоховым. Сняв фуражку, он бросил ее рядом на скамью и, открыв замок, достал из папки бумаги. Павел узнал свой доклад и подавил смешок.

– Узнаешь? Узнаешь, – констатировал полковник, покосившись на него. – Я не успел сам прочитать и передал наверх. Мне вернули эти бумаги и посоветовали научить сотрудников писать доклады. Причем посоветовали в таких выражениях, что…

– Не может быть. Я постарался сгладить наиболее острые…

– Ты сгладил. Так сгладил, что непонятно, о чем речь, а то, что понять можно, не вызывает, мягко говоря, уверенности в успехе операции. Как это вот понимать, – полковник перелистнул несколько страниц, – ага, вот: « … и сказал прислужнику, шарик бросающему, что работая в этом храме греха, порока и разврата, и помогая Маммоне уловить в сети свои неокрепшие души людские, губит он душу собственную. И уличил он прислужника в содомии богомерзкой, ибо порок сей на челе его столь ясно отпечатан, что не узреть знак тот может только не пожелавший увидеть!» – конец цитаты, – с горечью сказал полковник. – Это отчет, я тебя спрашиваю? Это выдержки из «Жития и страдания первых христиан в языческом Риме», а не отчет.

– А что я должен был написать? Как Витек сказал крупье, что он пидор мокрожопый…

– Как, как? – неожиданно ухмыльнулся Александр Ярославович.

– Именно так. Он и еще много чего сказал. Но давайте по порядку. Я нашел схрон.

Волохов достал из пластикового пакета сверток и подал его Александру Ярославовичу. Спрятав отчет Волохова в папку, Александр Ярославович развернул шуршащий целлофан и вынул свернутый кусок кожи. Он потер его пальцами, поднес к лицу, затем аккуратно сложил по сгибам, на которых кожа побелела и потрескалась.

– Похоже, здесь была книга, а?

– Очень похоже, – подтвердил Волохов.

– Если учесть то, что ты узнал в казино, можно с уверенностью сказать: он нашел себе тело, он разыскал книгу и он начал действовать.

– Что в этой книге?

– Точных сведений нет. Есть несколько рукописей, якобы написанных самим дьяволом или с его слов. Судя по всему, здесь, – Александр Ярославович указал на кусок кожи, – лежала привезенная в Россию инкунабула. Хуже всего, если в свертке был православный вариант «Книги мертвых», так называемый «Чернослов», но последние упоминания о нем датированы одиннадцатым веком.

– Тексты книг есть?

– О «Чернослове» сведений нет. Есть пересказ нескольких глав рукописи, виденной одним из мастеров, помогавших итальянским архитекторам и есть пророчество юродивого. Высказал он его в шестнадцатом веке в одном из Новгородских монастырей. Через два дня его нашли на дороге убитым. Тело было буквально растерзано, но явно не зверем. Не съедено было тело, а именно растерзано. Настоятель по горячим следам записал пророчество. Вот послушай.